Введение в славянскую филологию

Среди обширной научной литературы, которая может и должна служить подспорьем курсу Введения в славянскую филологию, бесспорно, выделяется книга академика Любора Нидерле (1865–1944) «Славянские древности», дважды в переводе с чешского изданная в нашей стране (1956, 2002). Замечательный археолог, этнограф и историк Л. Нидерле в 1902–1934 гг. опубликовал свой многотомный труд под таким названием. Из этого капитального исследования был сделан «экстракт» объемом в один том, рассчитанный на широкого читателя и также названный автором «Славянские древности»[7].

Книга Нидерле содержит множество точных и достоверных сведений о культурной истории славян. Однако Л. Нидерле не был филологом, и его книга не углубляется в вопросы языка и в те или иные созданные на славянских языках тексты, обычно характеризуя внешнюю сторону словесного творчества славян.

Не только историческая наука располагает данными, немаловажными для славянской филологии и требующими своего полноценного учета. Напомним, например, что у истоков восточнославянской письменности стоят не ученые, а святые подвижники церкви — братья Константин (Кирилл) и Мефодий. Не кто иной, как Константин создал славянский алфавит, по сей день поражающий — в чисто филологическом отношении — своим глубоким соответствием языку, для которого он предназначался. Братьями сделаны для славян и первые переводы христианских священных книг.

И в последующие века именно деятели церкви активно вели в славянских землях разнообразную работу филологического характера (Константин Грамматик, Лаврентий Зизаний, Мелетий Смотрицкий, Юрий Крижанич и др.). Короче, язык в одинаковой степени интересует и нашу мирскую науку, филологию, и церковное богословие. Имеется и целый ряд текстов (например, на старославянском языке), к которым также испытывают самый острый интерес как филологи, так и богословы. Однако приходится констатировать, что пути познания у тех и других в настоящее время различны. Всегда ли было так? Нет ли у этих двух столь различных сфер познания точек соприкосновения, то есть носит ли такая разобщенность просто традиционный характер или она предрешена объективно? Иначе говоря, не может ли дать славянской филологии что-то ценное богословский подход к слову, языку и словесному тексту (и, соответственно, не может ли филология в свою очередь что-то предложить богословию)?

Ясность и последовательность церковного истолкования темы слова и языка поражают уже у святых отцов первых веков христианства. Так, Афанасий Великий говорил: «Обладающий всеми Бог когда собственным Словом Своим сотворил человеческий род», «Бог даровал людям нечто большее: не создал их просто, как всех бессловесных животных на земле, но сотворил их по образу Своему, сообщив им и силу собственного Слова Своего, чтобы, имея в себе как бы некие оттенки Слова и став словесными, могли пребывать в блаженстве, живя истинною жизнию, и в подлинном смысле — жизнию святых в раю»[8].

Филологическая наука подходит к человеческому слову, естественно, совершенно с другой стороны, чем обсуждаемая. Но языкознание, накопив замечательные данные о его грамматических свойствах, то есть о внешнем в слове, внешним обычно и ограничивается. К счастью, так бывает не всегда. Тут надо оговориться, что одна авторитетная филологическая концепция привлекала внимание богословов. Во «внутренний мир» человеческого слова у нас пытался заглянуть профессор Александр Афанасьевич Потебня (1835–1891). В серебряный век его филологическая концепция стала не только известна в научной среде, но и чрезвычайно популярна в литературно-художественных кругах. Ее воздействие на современную словесную культуру было тогда весьма интенсивным[9].