Назовем тот звук речи, который реально произносится и слышится в живом потоке речи, т.е. в самых разнообразных позициях, не фонемой, но
Очевидно, изучаемый нами звук необходимо наблюдать в живом потоке речи, т.е. в самых разнообразных позициях, и ставить вопрос о том, какое влияние производит на данный звук та или иная позиция и какое звучание необходимо считать здесь основным, относя его деформацию к воздействию на него всего фонетического контекста. Только после определения этого основного звучания мы можем от фонемоида перейти к фонеме.
Кроме того, этот вопрос осложняется еще и тем, что для определения фонемы в ее отличии от фонемоида часто приходится обращаться также и к истории языка. Другими словами,
«Единство и обобщенность фонемы опираются на функциональную семантическую и морфологическую эквивалентность альтернантов, т.е. на их взаимную исключаемость и взаимную заменяемость в определенных позиционных или фонетико-морфологических условиях».
Мы бы, пожалуй, не стали связывать так близко установление фонемы с ее лексико-грамматическими функциями. Тут ясно только то, что лексико-грамматическая функция действительно весьма помогает нахождению фонемы и что она имеет несомненно большое рабочее и практическое вспомогательно-методическое значение. И, в частности, чисто семантические критерии фонемы, по-видимому, уже совсем не имеют никакого ближайшего отношения к ее установлению. Если мы слово «
В результате всего сказанного, какими бы путями мы ни переходили от фонемоида к фонеме, фонемоид есть реально произносимый и реально слышимый звук, а фонема есть абстракция, то, что мысленно сконструировано,
Наконец, не нужно забывать и того, что вообще всякая модель есть перенесение структуры с одного субстрата на другой. Фонема, если мы ее действительно рассматриваем как модель, тоже должна быть результатом перенесения структуры с одного звукового субстрата на другой звуковой субстрат. Тот звуковой субстрат, с которого происходит здесь перенос, очевидно, есть субстрат физико-физиолого-психологический. Но, как мы видели, этого мало. Первая и непосредственная модель такого субстрата есть не фонема, но фонемоид. А уже только фонемоид является прямым и непосредственным субстратом для фонемы. Поэтому данное у нас выше определение фонемы как модели несколько усложняется.
Когда мы говорили о фонеме, как о множестве неоднородных и релевантных признаков, то, очевидно, мы этим определяли только чисто структурную сторону фонемы и оставляли в стороне ее модельность. Правда, мы говорили, что данное множество признаков соотнесено с тем или другим звуком речи. Этим уже затрагивалась модельная сущность фонемы. Но сейчас, после приведенных разъяснений, мы можем ее выразить гораздо более точно. Фонема есть упорядоченное множество неоднородных и релевантных признаков того или иного звука речи, или, говоря проще,