Читаем Введение в общую теорию языковых моделей полностью

Заметим только одно обстоятельство. Твор.п. орудийный легко может показаться менее активным, чем, например, род.п. активной деятельности. Тут, однако, необходимо иметь в виду, что род.п. «леса» в таком выражении как «рубка леса» указывает на некую родовую общность, в отношении которой нечто предпринимается, а именно «рубка», да и то неизвестно, предпринимается ли цельно или частично. Что же касается выражения «рубить топором», то твор.п. «топором» выступает уже не как родовая общность, а как некий конкретный и вполне единичный предмет, при помощи которого действуют уже не в общем смысле слова, но вполне конкретно и единично. Поэтому заряженность действием в орудийном твор.п. гораздо больше, чем в род.п. активной деятельности.

Предикативный твор.п. по своей активности может быть превзойден только отыменным наречием, если иметь в виду свободу наречия от принципа управления во фразе. Когда мы говорим «днем», «ночью», «зимой», «летом» и т.п., то мы, несомненно, имеем дело с весьма устойчивым и притом вполне независимым объектом. Другими словами, объект здесь уже перестал быть объектом, а стал самостоятельным субъектом, по крайней мере настолько, чтобы стать не менее свободным и независимым членом предложения, чем подлежащее этого последнего. Если именительный падеж выражает собою субъект действия и носителя бесконечных определенных предикатов, об активности которых не ставится и вопроса, то в отыменном наречии эти предикаты настолько получили большую активность, что выступают уже самостоятельно, без всякой связи с каким-нибудь своим носителем или с каким-нибудь другим самостоятельным и определенным субъектом. Поскольку все признаки родовой общности, составляющие род.п., мы расположили так, что они подводят нас к самостоятельной субстанции как к носителю всех этих общеродовых признаков, т.е. к им.п., отыменное же наречие есть некий общеродовой и вполне определенный признак неопределенной субстанции, то можно сказать, что вся драма признаковой борьбы и переходов внутри род.п. разыгрывается между отыменным наречием, образованным при помощи твор.п., и им.п. Род.п. – есть выражение активного объекта, взятого пока еще только в его родовой общности, т.е. в виде тех или иных его признаков. Что же касается им.п., то он выражает не признаковую родовую общность, но действующую субстанцию как носителя этих общеродовых признаков.

Впрочем, если привлечь другие индоевропейские языки, то еще более сильная активность объекта выражена, кажется, в латинском abl. absolutus, где твор.п. уже прямо берет на себя все функции подлежащего, и от его пассивности остается только самая слабая формальная зависимость, да и та граничит с чисто номинальной вариацией. Старославянский дательный самостоятельный и греческий gen. absolutus тоже представляют собою самые сильные формы объектной активности в пределах каждого из этих падежей в сравнении со всеми другими их значениями. Но из всех этих «самостоятельных» падежей сильнее всего, конечно, латинский abl. abs., поскольку твор.п. и вообще сильнее дат.п. и род.п. в смысле выражения активности объекта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки