Власти, озлобленные на Иисуса после событий в Храме, оспаривают Его авторитет (11:27–33). Это первая из сцен, в которых злонамеренные оппоненты Иисуса безуспешно пытаются посадить Его в лужу. Интересно, что, согласно Мк, с Иоанном Крестителем, несмотря на его смерть, все еще приходилось считаться. Притча о злых виноградарях (12:1–12), которые в конце концов лишаются виноградника[207], содержит тот же мотив, что и проклятие смоковницы, к большому раздражению властей. Далее Иисусу задают вопросы с подвохом фарисеи и иродиане (о подати кесарю; 12:13–17)[208], а также саддукеи (о воскресении; 12:18–27). Возможно, здесь евангелист хочет не только показать враждебность руководителей всех иудейских движений, но и дать урок читателям, перед которыми стояли сходные проблемы: приоритет Бога и надежда на воскресение. [Не вполне ясно, в какой мере Мк (или Иисус) выносил вердикт о тогдашней налоговой политике.] Марков портрет противников Иисуса несколько стилизован, но делает исключение для некоего восприимчивого книжника, который спрашивает Иисуса о главной заповеди (12:28–34) и удостаивается одобрения («недалеко ты от Царства Божия», 12:34, КП). Очень интересно начало Иисусова ответа: в нем процитирована ежедневная иудейская молитва, «Шема» («Слушай, Израиль!…», Втор 6:4)[209]. Получается, что спустя десятилетия после возникновения христианства языкохристиан наставляли иудейской молитве как отражению фундаментальной заповеди Божией! Две заповеди, акцентированные здесь Иисусом (Втор 6:5 и Лев 19:18), объединяет важность любви — любви, которую христиане со временем стали считать главной особенностью своей религии (несмотря на частое отсутствие этой особенности на практике).
В ответ на столь многие враждебные вопросы Иисус задает и свой трудный вопрос о сыне Давида (12:35–37). Независимо от того, вставал ли этот вопрос при жизни Иисуса, ранние христиане постепенно разработали учение о том, что мессианство Иисуса — далеко не только Его помазание на роль царя дома Давидова (см. FESBNT 113–126). Обличение показной набожности книжников (12:38–40) составляет фон для рассказа об искреннем религиозном чувстве — о лепте вдовы (12:41–44).
До сих пор большинство иерусалимских эпизодов имело место в Храме; на восхищение учеников храмовым великолепием Иисус, сидя на Елеонской горе, отвечает эсхатологической речью (13:1–37) — последней своей речью, повествующей о конце времен. Речь представляет собой собрание мрачных пророчеств (о гибели Храма, гонениях на учеников, необходимости быть на страже) и апокалиптических знамений (обманщики, войны, мерзость запустения, стоящая, где не должно, и небесные явления). Этот отрывок труден для интерпретации[210]. Исходя из предпосылки, что события описаны в хронологической последовательности и что Иисус знал будущее в деталях, некоторые толкователи пытались определить, что из описанного уже произошло, а что — еще нет. (Буквализм особенно искажает смысл, если символические образы из ВЗ и межзаветной апокалиптики понимаются как точное описание ожидаемых событий.) Даже противники буквалистского подхода, понимающие образный язык апокалиптики, полагают, что некоторые высказывания Мк 13 (например, о гонении в синагогах, перед правителями и царями) — своего рода пророчества задним числом, написанные в свете знаний евангелиста о прошлом[211]. Для большинства читателей в «сухом остатке» по прочтении этой речи получается следующее: с одной стороны, ученики Иисуса не должны обманываться домыслами и уверениями о скором конце; с другой стороны, им надлежит быть на страже.
3. Помазание, Тайная вечеря, страсти, распятие, погребение, пустая гробница (14:1–16:8). Еще один «сэндвич» (14:1–11): помазание Иисуса помещено между замыслом властей арестовать Его и предательством Иуды. Слова Иисуса («заранее помазала тело Мое для погребения», 14:8, КП) показывают, что этот замысел увенчается успехом. О неизвестной женщине, совершившей помазание, см. ниже, главу 9, сноску 33. Приготовления к Пасхе (14:12–16) не только обозначают ритуальный контекст Тайной вечери, но и иллюстрируют способность Иисуса предрекать грядущее. Последняя тема получит развитие в эпизоде, когда Иисус предскажет действия Иуды, учеников и Петра. Тайная вечеря (14:17–25), описанная в Мк очень кратко, является контекстом первого из этих предсказаний; предательство Иуды формирует резкий контраст с тем, как Иисус отдает свое тело и кровь в евхаристическом хлебе и вине.