Введение в мифологию

Теперь мы от животных переходим к божествам уже антропоморфным. И начинаем мы, разумеется, с нашего дорогого русского домового, в которого, как я уже обмолвилась, многие верят до сих пор. И действительно, просто могу сказать по личному опыту по жизни в глухих деревнях во время экспедиций, что иногда в таком хорошем старом доме происходят явления, которые не поддаются рациональному объяснению. Но если объяснять их тем, что вот за печкой живет домовой и ему надо приезжим нравиться, куражиться, шутки шутить, достаточно беззлобные, но не особо приятные, то вот этим всё объясняется очень легко. Значит, если вдруг почувствуете присутствие домового, то имеет смысл ему сказать: «Дедушка домовой, не обижай меня, не шали… Я дам тебе кашки, молочка…» Как говорит мой личный опыт, вполне достаточно такого обещания, кашку с молочком даже не обязательно ставить. Короче говоря, поверья о домовом живут и процветают. В конце XX века были опубликованы городские поверья о домовом, те, что дали нам теперь уже в фольклоре городском барабашек. Кстати, я однажды с большим интересом обнаружила в книжке по вековой славянской мудрости, что, дескать, барабашка – это исконно древний персонаж славянского фольклора, хотя при желании можно просто поднять газетные материалы и посмотреть, в каком именно году и в какой именно газете был опубликован текст о барабашке, который немедленно очень широко разошелся.

Итак, место-обиталище домового – печь, за печкой, под печью и так далее. Как мы с вами прекрасно знаем, печь, очаг – это место контактов с потусторонним миром, это место контакта с миром предков, и печь связывается и с ушедшими, и с еще не рожденными, и с младенцами, потому что под печью хранили, например, молочные зубы детей или же первые срезанные детские волосики, так вот домовой тоже там обитает. Следующий любопытный момент – то, что мы неоднократно записывали от наших информантов в фольклорных экспедициях, – это то, что домовой может быть на одно лицо с хозяином дома и, независимо от его внешности, домовой может ночью прийти, как выражались наши бабушки, давить хозяйку. Это не соитие, это ощущение навалившейся тяжести. И она может определить, что это ни в коем случае не ее муж, а вовсе даже домовой, потому что у него руки в меху, то есть он обладает этой самой волосатостью, которая является признаком потустороннего существа. Следующий момент – это то, что изображения домовых в свое время создавались у разных славянских племен, и там, где они зафиксированы, они представляли собою столбик с головой бородатого мужчины в верхней части. На удивление, такие изображения схожи с греческими гермами, и поскольку и образ домовых является своеобразной трансформацией культа предков, и, собственно говоря, греческие гермы связаны точно так же с культом предков (с Гермесом как представителем душ умерших, он связан с богом дорог, но это дороги, ведущие в том числе и в мир мертвых), то действительно сходство изображений домовых с гермами весьма и весьма значительно.

Далее. Такие изображения могли называться «чуры». Собственно, слово «чур» – это восточнославянский вариант слова, которое нам известно больше в форме церковнославянской и с приставкой – я имею в виду слово «пращур». Пращур – это далекий предок. Есть отец, дед, прадед, а что дальше прадеда? А дальше – пращуры, то есть предки. Собственно говоря, «пращур» и означает «предок», и как раз, кстати, как нам говорил академик Толстой, корень этого слова восходит к корню «кур», означающему просто-напросто «фаллос». Связь культа предков с фаллическим культом и плодородием много где отмечена, и славяне в этом смысле – не исключение. Отсюда и выражение «чур меня», то есть буквально призыв к предку «охрани меня», «обереги меня», и, кстати, поскольку этимологически это опять же имеет и непристойное значение, то непристойность считалась очень мощным оберегом от нечисти. Нечисть боится мата и поэтому в случае прогоняется им.