Различие между тем, что есть, и тем, что должно быть. Без сомнения, данные максимы являются частью нашего социального наследия, и это – исторический факт. Они служат предписаниями для поведения, происходят с незапамятных времен, укоренены в традиции и проповедуются религиозными проповедниками и мудрецами. В своем большинстве эти максимы выражают то, что мы стремимся применять на практике, и, в общем, они применяются. Люди чтят своих родителей, говорят правду, воздерживаются от убийства не в силу принуждения, а по собственному предпочтению, которое кажется естественным. Однако одной только природной склонности, даже если она подкрепляется общественным давлением и вводимыми санкциями, недостаточно для того, чтобы исключить все расхождения между моральными максимами и действительным поведением. Если в какой-либо общине, неважно, насколько большой, никто на протяжении длительного периода времени не нарушал данные правила, и при этом в ней не существует какого-либо соответствующего общего учения, считающегося необходимым для всех, то мы можем начать рассматривать данные максимы как представляющие естественные законы, т. е. как неизменные отношения или единообразия в действительном поведении. Однако при этом все равно будет логически возможно задаваться вопросом о том, почему следует уважать чужую собственность, чтить родителей и т. д. Сама форма этих вопросов демонстрирует различие между максимами, которые часто называются «моральными законами», и законами естественной науки. Если мы зададимся вопросом о том, действительно ли все люди уважают человеческую жизнь, то уместно будет заметить, что не все. Однако если мы спросим о том, следует ли людям или должны ли они воздерживаться от убийства, то в этом случае сам по себе факт того, что некоторые не воздерживаются, непосредственно релевантным не будет. Правильность морального повеления не отрицается тем фактом, что некоторые люди ему не следуют. Моральные максимы, как императивы о том, чему должно быть, отличаются от естественных законов, представляющих единообразия существующего. Обычные люди с их ежедневными заботами и немалое количество философов, называющих себя позитивистами, согласны друг с другом не только в том, что такое различие имеет место, но также и в том, что не существует науки о моральных императивах.
Обычный человек считает моральные императивы правилами, которые следует принимать без каких-либо вопросов. Если кто-то пытается рассуждать об этих императивах, то его сразу же подозревают в аморальности. Однако чисто авторитарное видение моральных суждений не может быть состоятельным в строгом смысле слова, поскольку люди часто встречаются с новыми сложными ситуациями, в которых они утрачивают свою обычную уверенность относительно того, что требует моральный закон. Следует ли врачу говорить неправду пациенту, у которого серьезное сердечное заболевание? Содержит ли максима «не убий» запрет войн? Почитание и помощь родителям может расходиться с нашим долгом по отношению к нашей стране, религии или человечности. В подобных случаях люди зачастую осознают всю неопределенность и все несоответствия, которые содержатся в индивидуальном сознании, и обращаются к религиозным или моральным проповедникам. Последние, как правило, рассматривают мораль, даже если она санкционирована свыше, не как корпус случайных команд и предписаний, а как набор правил, которые имеют свою причину. Таким образом, моральные доктрины обретают форму систем логически связанных суждений.
Мыслители позитивистского толка не признают, что какой-либо корпус логически связанных суждений может считаться наукой. Они утверждают, что наука должна ограничиваться только тем, что существует в естественном мире. Мы можем обладать наукой о действительных единообразиях в человеческом поведении и даже о стандартах, которые на самом деле широко распространены и используются в практике. Но само по себе выведение отдельных правил из общих моральных постулатов не может называться наукой. Согласно позитивистам, такое выведение в лучшем случае является попыткой систематизировать или рационализировать наши моральные суждения, и поэтому его следует считать искусством или даже рациональным искусством, но никак не наукой.
Очевидно, что если слово «наука» по своему определению должно ограничиваться экзистенциальными суждениями, то этика, как логическая система о моральных суждениях, наукой не является. Читатель может обратить внимание на то, что если мы примем данное определение, то нам также придется исключить из научных дисциплин и чистую математику. Однако споры вокруг термина «наука» не имеют какой-либо логической важности в той мере, если в них речь идет о престиже, сопутствующем слову «наука». Для нас важно в данном вопросе увидеть, в какой степени логическая процедура в этике сходна с логической процедурой в естественных науках, а в какой степени она от нее отлична.