Вулканы небес

Но существует и иная точка зрения. У нас, оправдывающихся богословов, всегда есть в запасе другая точка зрения. Ум и глупость сродни друг другу, и то, что называется глупостью, тоже для чего-то необходимо. Продолжающаяся пересылка лягушек туда, где, на наш взгляд, в них больше нет нужды, подобна, например, упорному, если не зверскому требованию преподавания латыни и греческого в школах. На мой взгляд, в обоих видах упражнений нет никакой надобности, разве что для тех, кто желает соответствовать высшим благородным стандартам прошлого и считать себя грамотным. Но это рассуждение о пользе глупости. Очень вероятно, что дожди из лягушат, и червеобразный отросток, и изучение классики необходимы для поддержания непрерывности между прошлым и будущим. Кто-то веками продолжает верить в доктрину сэра Исаака Ньютона, ничего о ней не зная. Люди, обращающиеся к гадателям и посещающие церкви, действуют в пользу консервативности. Со смертью последнего утконоса или последнего посетителя церкви прервется цепь времен. Возникнет разрыв непрерывности, трещина в бытии. Быть может, до сей поры игуаны тянут за собой нить динозавров. Почему бы это человек, чей ум ничем не занят, предается воспоминаниям о былом? Это сохранение неразрывности с прошлым или сохранение чего-то, что можно мыслить как отдельную личность. Мы еще увидим примеры прерывания этого процесса в человеческом разуме. Быть может, если Бытие перестанет посылать на Землю лягушат и обучать школьников греческому и латыни, целостность постигнет состояние амнезии. Нам представляется, что телепортация приносит огромную пользу жизни на этой Земле, однако наши данные относились до сих пор и еще некоторое время будут относиться только к ее капризам или к ее консервативности.

Если наш мир — это организм, может показаться, что это один из самых несносных старых негодяев космоса. Это переплетение лжи. Он повсюду распространяет мнимую реальность, и окончательность, и истинность — слова, которые я использую как синонимы для одного состояния, — а затем, при ближайшем рассмотрении, все оказывается нереальным, не окончательным и не истинным, но зависящим от чего-то еще, от другой химеры, и сливается, теряя всякую видимость индивидуальности, с другими фальшивками. Мнение, что такая псевдоиндивидуальность может в некоторых случаях осознавать себя, в этой книге не рассматривается. Здесь мы намерены, если удастся, выяснить, являемся ли мы феноменами некого организма или нет. Способен ли этот организм что-либо производить или являть ограниченную реальность вне феноменальной — вопрос, который я рассмотрю в другом месте.

Самозванство присутствует во всяком феномене. Все есть мираж. Тем не менее, допуская непрерывность сущего, я не могу видеть ни в чем абсолютного самозванства. Какой-нибудь «тичборнский претендент» со временем начинает верить, что для его притязаний есть некоторые основания. Если добро и зло переходят друг в друга, любое преступление может быть связано с любой добродетелью. Самозванство, сливаясь с самообманом, делает каждого самозванца относительно честным.

Всякий ученый, сыгравший какую-то роль в развитии любой науки — это легко увидеть, если он давно мертв, сравнив его взгляды с современными взглядами, — обманывал себя. Но бывают случаи более вопиющие. В какой степени Хэкель подделал примеры в своей книге, чтобы заставить свою теорию работать? Что мы должны думать о профессоре Каммерере? В августе 1926 года его обвинили в фальсификации того, что он называл приобретенными чертами на лапках жаб. В сентябре он застрелился. Единственно вежливый способ объяснить действия профессора Смайта, королевского астронома Шотландии, основавшего новый культ своими измерениями великой Пирамиды, — это сказать, что его линейка соскользнула. Если профессор Эйнштейн делает в вычислениях ошибку, на которую указывают два выдающихся математика, но затмения, по сообщениям астрономов, не знающих об этой ошибке, происходят так, как должны происходить, это очень хороший стимул для всякого, кто продолжает себя обманывать.