Вулкан жив

Я разворачивался и ставил блоки, но руки, торс и ноги начинали покрываться порезами. Он атаковал без остановки, ведь ему не пришлось провести последние месяцы или годы в камере. Кроме того, он был готов меня убить. В его ударах была ярость — которой я пока не поддавался.

Взяв в руки трезубец, мой брат изменился, и я к этому изменению не был готов.

Манящая бездна вернулась в мой разум, когда горячие гвозди впились глубже в голову, раскаляя злость и жажду насилия.

Был я действительно монстром, как говорил Керз тогда, много лет назад, на Хараатане? Когда я дотла сжег эльдарского ребенка за то, что она оказалась повинна в гибели Сериф, было ли это возмездием или же просто поводом получить садистское удовольствие?

Я пошатнулся, чувствуя, как сумасшествие прорывает и без того слабые швы разума.

Коракс провел точный удар, и трезубец вошел в левую грудную мышцу, погрузился в плоть и за кость. Только заткнувшая рот пластина не дала мне вскрикнуть.

Ярость.

Я оставил на груди Коракса глубокую рану, и он, еще не успевший выдернуть трезубец из моего тела, вдруг оказался в опасном положении.

Ярость.

Я переломил рукоять трезубца надвое, оставив вилы в груди.

Ярость.

Я отшвырнул меч и бросился на Коракса.

Я силен — возможно, физически сильнее всех сыновей моего отца. Коракс сам однажды это заявлял. А теперь почувствовал на себе. Одним ударом кулака я разбил решетку его шлема, открыв перекошенный от боли рот в крови. Второй удар пришелся в область левого уха, отчего голова его дернулась в сторону, а шлем погнулся. Коракс издал пронзительный птичий вопль. Мне хотелось сломать его крылья, расколоть его хрупкий череп. Несмотря на все его попытки сопротивления — колено в грудь, кулак в незащищенные почки, ребро ладони по горлу, — он не мог меня пересилить. Используя свой вес, я повалил его на землю. Он охнул, тяжело упав, и я ударом выбил воздух из его легких. Мои руки тисками сжались вокруг его горла. Я душил Коракса, прижав его руки к земле коленями, а он не мог пошевелиться. Теперь он мог только умереть.

Его шлем при этой свирепой атаке развалился. Я видел, что его темные глаза направлены на меня, и тихая мудрость в них обращена в ужас.

Я сжал руки сильнее и почувствовал, как усиленная гортань поддается моей злобе и медленно ломается. Его глаза вылезли из орбит, и через окровавленные зубы он процедил два слова:

— Сделай это…

Сбоку, на периферии зрения, возникла скелетообразная фигура Ферруса.

— Сделай это… — прохрипел он.

Наверху, в амфитеатре, Неметор, крепко удерживаемый, но не перестающий бороться, прошептал:

— Сделай это…

Так просто. Надо только чуть-чуть сжать пальцы и…

Я замер. Лишь кончиками пальцев удерживавшийся за край бездны, я сумел подняться и откатиться прочь от ее горящих глубин. В этот момент я понял, что мне не освободиться. Я хотел убить Коракса, чтобы утолить свою ярость.

— Убей его, Вулкан! — зарычал Керз, бросаясь к перилам. — Он готов. Получи свою свободу.

— Вернись к своему легиону, — призвал Феррус. — Это единственный путь…

Я убрал руки с горла Коракса и отпустил его. Измученный — физически и морально, — я скатился с брата и упал на спину.

— Нет. Не буду, — проговорил я, тяжело дыша. — Не так.

— Тогда ты обрек себя, — прошипел Феррус.

Не зная, что только что произошло, Коракс поднялся на ноги, подобрал брошенный мной меч и пронзил мне сердце.

Я с криком очнулся. Я вернулся в свою камеру, только по-прежнему лежал на спине. Дверь выглядела целой, и никаких свидетельств моего недавнего побега не было видно. Меня привязали к металлической плите за руки, ноги и шею. Я не мог пошевелиться, а железная пластина во рту не давала говорить.

Вокруг меня стояла группа людей-псайкеров; выглядели они как дикари, а на одеждах и телах их были намалеваны какие-то странные символы.

— Давиниты, — пояснил Керз, входя в поле моего зрения, после чего во внезапном приступе ярости принялся убивать колдунов одного за другим. — Они не справились со своей задачей, — добавил он, когда закончил их кромсать.

Все это было ложью — видениями, помещенными в мою голову.

Керз вынул кляп из моего рта.

— Ты думал, что я убью его? — прорычал я.

Мой брат выглядел глубоко несчастным.

— Ты не благороден. Ты ничем не лучше меня, — пробубнил он, после чего убил меня снова.

Глава 24 ЖЕРТВЫ