Вулкан в кармане

Заслышав, что автомобиль отъехал, притворявшийся беспамятным Штрук вылез из мешка… В голове у него до сих пор еще звенело от дюжих ударов, заполученных при допросе. Странно, что эта бестия Пинкертон не узнал его… Штрук моментально вспомнил лицо своего собрата по профессии… Погоди же!

Пошатываясь, английская дефективная знаменитость выбрела из рощицы на покрытую лужами дорогу.

Ловко же Пинкертон улучил минуту, чтобы выбросить Штрука; на горизонте уже показался транспорт грузовых автомобилей…

Штрук оправился и, сев на придорожный камешек, стал поджидать…

— Алло, — крикнул он шофферу передового грузовика, — остановитесь!

Тот застопорил.

— Что это у вас такой встрепанный вид? — спросил тот, с удивлением оглядывая сыщика.

— Ограбили и оглушили… — и Штрук показал мешок, в котором его выкинули, — работали явные специалисты, раз запаслись таким мешком.

— Ну, дружище, полезай на ящики, так и быть довезу до Берлина, — и механик пустил машину.

Взгромоздясь на кучу ящиков, Штрук, бросив случайный взгляд на них, положительно остолбенел… Страшно знакомые надписи: «Осторожно», «Стекло»… Да-да!. Пражский вокзал… Болеслав — слуга профессора Пряника. Внезапный отъезд профессора… Посмотрим…

Страшно знакомые ящики…

Автомобиль остановился у длинных складочных сараев «Транспортного Общества».

— Приехали, друг, — крикнул Штруку шоффер, — в полицию, значит…

Штрук простился с добрым парнем и, наняв авто, помчал к себе в «Метрополь». Протянув к камину ноги, обмотав компрессом голову и наслаждаясь горячим кофе, Штрук свежую газету развернул…

С первой же страницы запрыгали слова дневных сенсаций:

— «Приезд Пряника». Гостиница «Гранд-Палас».

— Гм!

Репортеры умеют вперед очки давать…

34. Знакомство с новыми действующими лицами

У чешского премьера Кассарика с утра приступ подагры и теперь он устало перебирает полученную почту.

Вчера в парламенте монархисты сделали запрос: почему правительство до сих пор ничего не предпринимает относительно профессора пражского университета Пряника?

Как мог

КАССАРИК

с высоты ораторской трибуны заявить, что профессор Пряник требует огромные деньги, а финансы Чехии находятся в таком жалком положении, в таком жалком положении!..

Пришлось выворачиваться. И теперь Кассарик поморщился, когда вспомнил злую речь депутата Тачека… А тут еще русские эмигранты сидят на бедной шее Кассарика… Выгнать их к чорту! М-м!.. Как можно обращаться так небрежно с людьми, которые могут пригодиться… Да… да! Вот Панков, даже переворотик сделал при помощи врангельцев! О, они необходимы!.. Но все-таки что делать с профессором? Что делать? Что?!.

Кассарик утомленно закрыл глаза.

Обрывками, перегоняя друг друга, разные планы неслись в премьерской голове…

— О! — и Кассарик забыл о подагре и запросе правой.

— О! — и Кассарик о необычайной легкостью бросился к телефону.

— О!..

— Кабинет председателя сокольской организации? Мерси… Кто у телефона? Это вы, генерал? Да, Кассарик. Дело необычайной важности! Прошу немедленно приехать ко мне. Да, да… Жду… жду…

Опять погрузившись в мягкое кресло, мечтательно закрывает глаза…

В кабинете прохладно, в кабинете тяжелые шторы не позволяют озорному солнцу мешать государственной работе и — незаметно подкрадывается ласковый сон к Кассариковскому черепу.

— Хр… хр… хр!..

Тсс!.. Премьер задремал…

Тсс!..

В покой премьеровского черепа врезался осторожный голос секретаря:

— Господин министр… Господин министр…

Опять завертелись проекты, запросы, а над всеми этими надоевшими делами — приступ подагры…

— Да?

— Генерал…

— Проси, проси!..

Встал и сделал несколько шагов навстречу позвякиванию шпор.

— Садитесь, генерал!

«Садитесь, генерал…».

Вы, конечно, читали коротенькие заметки о таинственном изобретении профессора Пряника; первое время я, зная дутость технических сенсаций, не придавал никакого значения работе профессора, но когда в газетах и даже серьезных научных журналах все чаще и чаще стала фигурировать фамилия профессора, я, памятуя благо государства нашего, написал профессору Прянику письмо; напоминая профессору его чешское происхождение, выражал надежду, что изобретение, столь прославленное, — будет подарено, конечно, за приличное вознаграждение, — чешскому правительству. Через несколько дней получил следующее письмо:

«Господин министр!