Вулкан страстей наивной незабудки

– Валентин Петрович домой возвращался поздно вечером, дочь уже спала. Отец всегда был занят. Я его плохо помню, он скончался, когда мне исполнилось тринадцать. А вот день, когда Валентин Петрович из жизни ушел, в память врезался. На четвертом уроке пришла директриса и забрала Горти. Спустя полчаса прибежала секретарша Ангелина Львовна, взяла ее портфель и объяснила: «Папа Гортензии попал в больницу, у него сердечный приступ. Позвонила ее мама, попросила дочь домой отправить. Если она завтра на занятия придет, не приставайте к ней с вопросами». Но Горти не появлялась в школе долго, ее отправили куда-то к родственнице по материнской линии. Она там несколько месяцев прожила. В школу Горти вернулась лишь в сентябре, сказала, что у тетки жила, сестры отца, о ней она мне раньше не рассказывала. О смерти Валентина Петровича подруга не говорила, а я тоже помалкивала, потому что Галина Сергеевна попросила не заводить разговоры на эту тему. Я, когда первого сентября подругу на линейке увидела, так обрадовалась. Во времена нашего детства мобильных-Интернета-соцсетей не существовало, в селе, куда Горти отправили, даже телефона не было, мы с ней общаться не могли. Я с букетом гладиолусов наперевес кинулась к Моисеенко, помяла цветы, кричу: «Тензи! Как дела!» Мы с ней друг другу придумали особые имена, которыми пользовались, когда наедине оставались, она Тензи, я Ара. Понятно, что мы просто свои имена сократили. Галина Сергеевна меня отвела в сторону и попросила: «Карочка, Горти очень тяжело вспоминать папу. Если любишь ее, то задуши любопытство. А чтобы ты не мучилась от неведения, объясню: у Валентина Петровича случился инфаркт. К счастью, дочка в школу ушла, не видела смерть отца. Ты уже взрослая, скоро четырнадцать лет стукнет, должна понимать, какой шок испытала девочка, когда директриса ей безо всякой подготовки ляпнула: «Беги скорей домой, твой отец умирает». Нам обеим пришлось пережить трудное время, я от стресса попала в больницу. Теперь ты все знаешь, не терзай Горти расспросами.

Карина замолчала.

– Вы что-то вспомнили, – обрадовалась я.

Кара поджала губы.

– Ничего интересного. Гиперзаботливость по отношению к дочери у Галины Сергеевны появилась только с той осени. Я никогда не задумывалась, почему Галина Сергеевна такая тревожная мать. А сейчас вдруг я сообразила: ее очень напугала скоропостижная кончина мужа. Она стала бояться, что с дочерью тоже может произойти какое-то несчастье, и начала водить Горти за руку. В прямом смысле этого слова. Случаи, когда внезапная смерть кого-то из родных заставляет членов семьи патологически бояться за своих детей, мужа, жену, мать, многократно описаны в учебниках по психологии.

В кабинет заглянула медсестра.

– Что такое, Люся? – недовольно спросила Карина.

– Простите, там Горбунов скандалит, требует вас, – сказала девушка.

Хлебникова закатила глаза.

– Татьяна, извините. Ужасно капризный пациент. Покину вас ненадолго?

– Конечно, – согласилась я и услышала звонок своего мобильного.

Хлебникова ушла, я взяла трубку.

– Знаю, что вы уехали к Карине, – затараторила Эдита, – у меня есть информация, она вам явно пригодится при разговоре. Можете меня выслушать?

– Говори, – разрешила я. Момент для беседы был удачный, Карина покинула кабинет.

– Супер, – обрадовалась Эдита, – я запросила, не заводил ли кто-нибудь на Моисеенко уголовных дел. Нет. Они чисты. Но давным-давно, когда Гортензии исполнилось тринадцать лет, у семьи сгорела изба в деревне. Дом поджег вор, его не поймали, грабитель украл дорогие украшения Елизаветы Гавриловны Браскиной, бриллиантовые серьги и колье, а еще он убил собаку. Преступника не нашли.

– Кто такая Браскина? – удивилась я. – Что она делала с бриллиантами в сельской избушке Моисеенко?

Эдита ответила:

– Пока не знаю, копаю дальше, но вы можете спросить у Кары, вдруг она помнит это происшествие.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Мрбрдр, – пробурчала Булочкина.

– Скажи еще раз, – попросила я, – ничего не разобрала.

– Не за что. В смысле не за что «спасибо» мне говорить, – уже четче произнесла Эдита. – Это я эклер в рот запихнула.

– Приятного тебе аппетита, – вздохнула я.

– Слышу нотки зависти в голосе, – хихикнула Эдита.

– Простите за прерванный разговор, – сказала Карина, входя в кабинет.

Я нажала на экран телефона.

– Ну что вы! Пациенты всегда должны быть на первом месте.

Хлебникова села в кресло.

– Есть люди, которым не объяснишь, что врач не всегда может с ним заниматься, требуют внимания, даже если вы операцию другому человеку делаете.

– Постараюсь надолго вас не задержать, – пообещала я. – Вы сказали, что у Гортензии и Галины Сергеевны никаких родственников, кроме Валентина Петровича, не было?

– Да, это так, – кивнула стоматолог.

– Но, наверное, есть друзья? – спросила я. – Вы упоминали о клиентках, которые до сих пор приходят гадать к Галине? Как их зовут?