А когда отступали немцы, тогда уж вымещали свою злость на нас как могли. Забрасывали наши окопы гранатами, или просто подходили к нему и расстреливали всех, кто там находился. Через дорогу учительница жила, не успела прибежать в наш окоп, а спряталась в своем, возле дороги. Нашли её потом мертвой, обе ноги прострелили.
Дом наш разбомбили, ничего не осталось, одна печная труба! Всё унес огонь! Нет, ещё чудом осталась вот эта маленькая иконка со Спасителем, написанная на деревянной дощечке очень давно, небольшая – десять на двенадцать сантиметров, обшитая чеканным металлом, только в прорезях лик Иисуса и его руки. Надо же, даже краска не потрескалась, и глаза смотрят как живые! Мне её ещё моя бабушка подарила, когда я за Колю замуж выходила. Вот это чудо, так чудо!
Господи, сколько же испытаний в водовороте войны выпадает на долю ни в чем не повинных людей!? – заключала свой грустный рассказ бабушка, постоянно вытирая слезы.
Дети продолжали завтракать, когда в дом вошла матушка. Так они нежно называли свою мать.
Это была стройная и крепкая, ещё молодая женщина с длинными до пояса темно-русыми вьющимися волосами, с черными, в разлет, широкими бровями и голубыми глазами. Правильный овал лица, легкий румянец щёк, сочные и полные губы говорили о здоровье этой яркой представительницы женского стандарта красоты и стройности донского казачества. Увидев сидящих детей, аппетитно уминающих бабушкин кулинарный шедевр, она нежно улыбнулась и потрепала головы всех по очереди. Матушка порой была строга, особенно по отношению к Сашке, ведь он, хоть и младший, но – будущий мужчина и защитник, поэтому с него и спрос. На девчонок она покрикивала, а вот ему попадало. В ход шли веник, тряпка, лозина, тапок, в общем, всё, что было под рукой. Но Сашка не обижался, он знал, что получал поделом. Его шкодливый и неуёмных нрав, прямо, скажем, давал для этого достаточно поводов. Тем более что била она не больно, больше для острастки и видимости науки. Сашка это понимал, старался быть более сдержанным, но вскоре забывал про матушкины шлепки и получал новые.
– Сашка, там, у двора тебя ждут ребята. Наверное, побежите на речку? Только смотри, аккуратно там, глубоко не нырять и далеко не заплывать! Хорошо? – у матушки это было и приказание и просьба.
Речка, речка… Любимое место Сашкиного детства. Участок реки, проходящий вдоль деревни, выходил из лесной чащи, был очень красив и живописен, имел ширину метров шестьдесят, с почти незаметным, ленивым течением, с многочисленными тихими заводями, покрытыми крупными листьями лотоса и бутонами кувшинок, над которыми свисали ветви ракитника. Левый, дальний берег был невысок, но обрывист, покрыт низкорослым кустарником и выходил на широкую, заливную пойму, за которой, словно стена, стояли меловые горы с полуразрушенным, старинным графским замком на вершине.
Сашка любил приплывать к этому берегу. Тут, в многочисленных неглубоких боковых норах обрыва жили и прятались раки. Детская рука легко проникала вовнутрь. Раки кусались не больно, только щипали детские пальцы. Привязанная к поясу тряпичная сетка, быстро наполнялась копошащими серыми членистоногими. У ребят в кустах заранее были припрятаны котелок, соль, лавровый лист и спички. Сваренные на костре уже красные на вид, раки дарили детворе нежное белое, приятное на вкус мясо в своих хвостиках и клешнях, которое просто таяло во рту.
Правый берег имел пологий песчаный спуск, окаймленный густо растущими ивами и вербами. Часть берега реки, свободный от порослей, использовался под пляж. От пляжа вниз по течению, вдоль неторопливой водной глади, проходила узкая улица с десятком добротных домов-срубов. Напротив каждого из них на воде качались плоскодонки. Их обычно привязывали к забитым береговым колышкам или к склонённым у воды ивам простыми верёвками без замков. Лодки использовались не только для рыбной ловли, в основном для хозяйственных целей. На них перевозили скошенную на островках и лесных полянах траву для кормления домашнего скота и птицы, хворост и жердины из леса, срезанный камыш, рогоз и чакон, из которых делали маты-подстилки, покрывали крыши домов и сараев. Всё, что давали река и лес, всё использовалось, всё находило своё применение. Хозяева лодок разрешали детворе свободно пользоваться ими и давали вёсла с условием далеко не заплывать и при окрике возвращаться на место.