Вуали Фредегонды

Претекстат плотнее запахнул полы плаща Он одевался второпях, поэтому не надел ни шапочки, прикрывающей тонзуру, ни перчаток, и теперь этот проклятый туман пробирал его до костей. К тому же сапоги из слишком тонкой колеи явно не были предназначены для ходьбы по глубокому снегу…

— Мы их отпустим, — ответил он, наконец поравнявшись с сотником — Не думаю, что они когда-нибудь осмелятся взяться за старое… Ваши люди их как следует проучили вчера вечером.

Жерар на мгновение нахмурился, потом пожал плечами и взглянул на трупы, лежавшие поодаль:

— А, это… Да, мне же сказали вчера. Вот что бывает, когда эти деревенские дураки упьются пивом. Жаль, но что поделаешь. По крайней мере, у них достало храбрости… Я распоряжусь, чтобы их похоронили.

— Мессир, я не сомневаюсь. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы поговорить с остальными.

— Говорите, сколько хотите, аббат.

И сотник улыбнулся язвительной улыбкой. Аббат предпочел сделать вид, что не заметил ее так же, как и язвительных взглядов остальных. Он кивком поблагодарил Жерара и уже повернулся, когда тот удержал его за рукав.

— Когда вы закончите с ними, займемся этой ведьмой и ее плясуньями. Я велел собрать совет на холме.

Претекстат посмотрел в ту сторону, куда он указывал, но густой туман не позволял видеть дальше, чем на расстояние броска камня. Согласно обычаю салических франков, судилище должно было проходить на возвышении, чтобы каждый мог за ним наблюдать.

— Вы, конечно, будете в числе судей вместе с нами.

— Хорошо, — пробормотал аббат.

Он снова увидел, как глаза Жерара насмешливо блеснули, и это вызвало у него раздражение.

— Прикажите им встать, — резко произнес он, указывая подбородком на пленников, сидевших вокруг колодца — И пусть приведут всех остальных — женщин, стариков и детей, волей или неволей.

Франк поклонился, отдал несколько приказов подчиненным и пошел прочь, сопровождаемый остальными. Претекстат смотрел, как они удаляются, недовольный тем, что этот грубиян опередил его, раздраженный его бесцеремонным обращением, а больше всего тем, что, судя по всему, наболтал всем Арнульф о нем самом. Жерар наверняка знал о том, что девчонка сейчас в комнате священника, да и улыбочки остальных были почти оскорбительными.

Некоторое время он наблюдал за суетой деревенских жителей возле убогих хижин и за беспокойными движениями пленников, которые видели, как те собираются вокруг них. Затем, словно в порыве внезапного вдохновения, он широкими шагами приблизился к лежавшим в отдалении телам.

Умирающий уже прекратил стонать. Аббат опустился на колени рядом с ним и осторожно перевернул его на спину. Остекленевшие глаза, синие губы, бледная кожа… Без всякого сомнения, этот несчастный умер скорее от холода, чем от полученных ран. Сознавая, что все остальные в это время смотрят на него, Претекстат склонил голову и начал вполголоса читать заупокойную молитву о душе этой заблудшей овцы, умершей вдали от Господа. Затем он тяжело поднялся, неловким жестом перекрестил троих умерших и обернулся. Взгляды большинства пленников были прикованы к нему. Проходя мимо них, он невольно замедлил шаг.

— Бог мне свидетель, я сделал все, чтобы этого избежать, — пробормотал он, впрочем, достаточно громко, чтобы его могли расслышать.

Вернувшись к воротам крепости, он взглядом поискал Жерара и его людей. Франк наблюдал за ним издали, скрестив руки на груди и пренебрежительно покачивая головой. Аббат, остановившись, смотрел на крепость снизу вверх. Жерар был облечен властью графом, а тот — епископом, а стало быть, Богом, а власть Бога не ограничивалась никем и ничем.

Претекстат, в скверном расположении духа, с нетерпением ждал, пока все деревенские жители соберутся на холме. Захваченные накануне в пещере во время сатурналий были приведены на холм и бесцеремонно построены в ряд. Жалкие в своих растерзанных костюмах зверей, они стояли, опустив глаза, словно дети, застигнутые за какой-то провинностью, и от этого аббат слегка приободрился.

— Братья мои! — воскликнул он во весь голос, чтобы привлечь к себе внимание собравшихся. — Братья мои, сегодня печальный день, день холода и тумана… У нас трое умерших.

Он протянул руку, указывая на мертвые тела, но глаза его не отрывались от собрания, пока он не встретился взглядом с обезумевшей от горя и тревоги женщиной, крепко вцепившейся в руку мужчины, стоявшего рядом с ней. Один из троих убитых был ее сыном.

Претекстат смиренно склонил голову в знак сочувствия. Она тут же разразилась рыданиями, и, словно эхо, со всех сторон послышался плач других женщин.

— Братья мои, не вините в их гибели ни небеса, ни правосудие вашего господина, — заговорил он снова, набрав в легкие побольше воздуху, — но лишь недостаток веры, невежество, презрение к Господу нашему! Разве вы не знали о языческих обрядах, что творятся в той пещере, недалеко от селения Бальма? Но вы допустили, чтобы они шли навстречу своей погибели и погибели души, что еще страшнее, чем потеря жизни! Посмотрите на них!

И он в первый раз обернулся к цепочке пленников.