Вторжение из ада

Но самым страшным в отражении были рога — короткие, кривые и острые рога, торчавшие прямо над ушами. (Хук осторожно и с опаской провел потной ладонью по собственному лбу, потом по всей голове. Никаких рогов у него не было. Значит, мерещится!

Значит, опять накатила горячка! Но ведь он уже давным-давно не употребляет, ни капли! Ни-ни! Неужто так бывает?! Это же черт знает что!

— Докатился, едрена вошь! — прохрипел он под нос.

И сдвинулся чуть левее, просто нога затекла. И увидал еще харю.

Похлеще первой — жирную и лохмоб-ровую. Глазища у этой хари стекленели столь же мертво, что и у первой. Теперь Хук вообще ничего не понимал, не мог же он отражаться двумя дьявольскими харями сразу?!

Он отскочил на три метра и саданул из ручного луче-мета самым малым разрядом.

— Получай, гады!

Зеркало запотело, побагровело на секунду-другую. Но выдержало. Хук заглянул в него — хари торчали на своем месте. Теперь он видел и третью, четвертую, пятую… их было не перечесть. И не были они никаким отражением.

Эти гады просто торчали за стеклом мертвыми, застывшими статуями.

— Все одно побью! — прошипел Хук.

Отбежал на двадцать шагов и влепил на полную. Обратной струей газов его самого швырнуло на пол, ударило о противоположную стену, так шибануло, что он не сразу пришел в себя.

— Живой, что ли?! Чего дрыхнешь?! Муга Муравей, мосластый паренек из шайки Легавого, тряс его за плечо.

Хук тряхнул головой, прогнал муть из глаз. Встал.

— А чего тут было-то? — спросил Муга. — Гранатой, что ль, шарахнули?!

Хук ткнул Мугу прикладом в бок. Показал стволом наверх.

— Вали на место! Тут все нормально!

А когда Муравей убежал, процедил про себя:

— Разберемся еще!

Хук был недоволен. Более того, он был зол и хмур. Они уже перевернули вверх дном три дюжины черных притонов, облазили сотни километров подземелий. А выгнать наверх удалось лишь тысячи с две этих долбанных сатанистов-обормотов! Хорошо там Ивану у себя в России планы разрабатывать да сроки назначать, командовать хорошо и вольготно! Мол, давай, Хук, шуруй, под-суетись, да так, чтоб все это отродье довести до белого каления и вышвырнуть прямо на поверхность, под ножи и дубины мародеров и бандюг — этого, мать его, «восставшего мирного населения», которое грабит и громит лавки и банки, насилует друг дружку, режет в лоскуты, заливается всяким дерьмом по самое горло, колется на дармовщинку, обкуривается и снова — грабит, режет, стреляет, громит! Иван говорил, мол, отвлекающие маневры, дескать, Крузя с «длинными ножами» малины взбаламутит, шухер подымет, народишко распалит, эти пидермо-ты из подземелий на народишко налезут, власти всех разом усмирять да калечить начнут… в такой бузе Цай с Дилом Синклит за горлышко и возьмут. Ага, взяли, как бы не так! Хорошо рассуждать да стрелочки на планах и картах рисовать!

Еще совсем недавно, какие-то месяцы, недели назад они с Крузей и Кешей по притонам Черного Блага такой шорох наводили, что дым коромыслом стоял.

Но это подготовка шла. А как за дело браться, так и притоны по-опустели!

Где они, сатанисты эти поганые?! Где она, эта мразь чокнутая?! Неужто порядочными стали, повылазили наверх и на работу в белых сорочках ходят… хрена! Там вообще сейчас никто ни на какую работу не ходит, там сейчас гулеванье идет! Нет, лучше и впрямь на заправщике было с Крузей на пару сидеть да стаканить, самогонкой заливаться! Или дело делать.

А тут дела нет. Дело было в Дублине. Хук вспомнил свою прекрасную Афродиту. И прослезился. Сволочь она была, паскудина, стервозина и сука. Но все же своя, родная. Зря ее Арман так строго, не по-людски это. Правда, и она не по-людски, чуть не погубила Хука, чуть не сгноила в помойном баке… но все равно жаль. Арман, он же Крузя, все рассказал Хуку по совести и начистоту: как наказал хахалей Афродитиных, как повесил ее саму на простынях да выставил в окошко на обозрение, проституткам местным на увеселение, а прочим в назидание. Жалко ее… да сама ведь себе дорогу проложила, сама себе подлянку подкинула. Хук горестно вздохнул, вытер ладонью холодный пот со лба. Он не помнил, как его вытащили из бака, как в бот к Дилу Бронксу сунули, как выхаживать начали. Ежели б не братва десантная, не Крузя с Дилом да не Ваня с Гугом, глодали бы его косточки псы бездомные. Он им по гроб жизни обязан! {Но ведь не лбом же теперь биться о пустые стены!

Хук крепко выматерился. И еще разок саданул в зеркала.

Ну их!

Наверху его ждал сам Легавый, толстый коротышка с усиками аля-мехико, серпом к подбородку, и все тот же Муга Муравей, бестолковый, но дотошный. В ногах у них извивался лохматый хмырь с шестиконечными наколками на щеках, один из этих испарившихся пидермотов-сатанистов.

— Чего разлегся, тварь!

Хук с ходу саданул кованным сапогом прямо под ребра хмырю.

Муга вздернул его, поставил на тощие, обтянутые черной кожей ножки.

Ткнул прикладом в живот и заорал благим матом:

— Сми-ирна-а-а!!!

Хмырь вытянулся как мог. И тут же получил от Легавого по зубам.

Одновременно прозвучал вопрос:

— Где вся ваша сволочь? Отвечай!

— В богадельни подались, — ехидно пробубнил хмырь, выплевывая выбитый зуб.