Вторжение

«Этот эпизодический очерк Альминского сражения, к несчастию, служит самым ярким неопровержимым доказательством, в какой степени мы осенью 1854 года были во всех отношениях неспособны и неготовы предпринять возникшую борьбу против силы целой половины Европы. Грустно и жалко читать эти подробности о событиях того дня, где полнейшее отсутствие единства в действиях и распорядительности со стороны высших начальников и разумной исполнительности со стороны низших деятелей возымели какое-то гнетущее действие даже на самую отвагу нашего неустрашимого солдата и едва не привели нашу армию к окончательной гибели. С какою-то особенною, как-бы преднамеренною отчетливостью г. Бейтнер живописует и все промахи, недоразумения и столкновения военачальников между собою, и общая неумелость является очевидной даже для читателя, нисколько не посвященного в тактические позиции. Рождается полнейше сознание, что только там, где требуются личное мужество, упорное противодействие, постоянная готовность своей грудью и жизнью отстаивать каждый шаг, появлялось некоторое равенство между воюющими сторонами, и часто даже силы нравственные, силы народного духа превозмогали над всеми ухищрениями и тончайшими изобретениями военного искусства. Но лишь только возникало столкновение в открытом поле, где требовались со стороны руководителей знание, опытность и распорядительность, наша несостоятельность немедленно выходила наружу и внушала общее колебание и смятение.

В этом отношении эта статья не только занимательна, но и в высшей степени поучительна, и во имя этого результата примиряешься с грустным впечатлением, ею производимым».^{53}

В. Бейтнер, говоря о событиях 20 (8) сентября 1854 г., отмечает массу противоречий у авторов, в том числе участвовавших в сражении. По его мнению, причин тут много. Например, эти самые разночтения и неточности породили низкий уровень не только военной, но и вообще грамотности офицеров. К таким он отнес ошибки полкового адъютанта Московского полка подпоручика Яковлева, буквально накануне произведенного в офицеры, не имевшего элементарных военных знаний и «.“растерявшегося среди тех грозных событий».^{54} Помимо этого, имело место откровенное искажение фактов со стороны лиц, в той или иной форме виновных в поражении.^{55}Подобное «отбеливание» в дальнейшем станет характерным не только для Альмы, но и для всей Крымской войны, а затем и для других событий русской военной истории. Об этом мы будем не раз говорить по ходу повествования. Скажу лишь, что мы не найдем при всем желании единого взгляда на происходившее у упомянутых авторов. Это характерно для тех, кто лично участвовал в сражении, но в деталях. В главном их взгляды совпадают. В том числе и на причины поражения. Но в этом случае они часто идут вразрез с теми, кто руководил войсками. Например, с генералом В.Я. Кирьяковым, который по своим месту и роли в сражении, казалось бы, должен был дать самую точную характеристику событиям. Однако будучи обвиненным в едва ли не основной роли в поражении русских войск, он углубляется в собственное оправдание, а потому его труд более похож на защиту обвиняемого перед судом, чем на воспоминания одного из начальников.

Что касается действий артиллерии, то о них мы можем прочитать в «Воспоминаниях артиллериста», опубликованных в изданной в «Материалах по истории Донской артиллерии» (1907 г.).^{56}

Есть еще один русский участник сражения, которого нужно поставить особняком от остальных. Это капитан Тарутинского егерского полка Р. Ходасевич. Имя его мало кому что говорит. В то же время его интересная судьба сама по себе является сюжетом для отдельного повествования в стиле приключенческого романа. В составе русской армии он сражался при Альме и Инкермане. Весной 1855 г. майор Ходасевич сдается в плен британцам и начинает сотрудничество с польским национальным движением. В результате он меняет имена, мундиры нескольких армий, главным образом в Южной Америке, сражаясь уже не за национальную идею, превратившись, в конце концов, по образному выражению в журнале «The Americas» (1985 г.), в «…польского солдата удачи парагвайской армии».^{57} Но пока мы оставим перипетии его жизни в покое: нам гораздо интереснее его воспоминания об Альминском сражении.^{58}