Вторжение

— Ладно, Дзиро! — сказал старший. — Хватит препираться. Лучше подумаем, что предпринять. Делить отцовский табак — это ведь тоже не дело… Лучше поищем кардинальное решение, в финансовом смысле. Отец тут вскользь упомянул, что, к счастью, у К-куна сегодня получка. Так вот давайте и прикинем наш бюджет. К-кун, где твой конверт?

Самые худшие мои опасения сбылись. Мне стало так жарко, словно сквозь меня пропустили электрический ток.

— Не знаю, на каком основании вы это говорите, только получка мне самому была бы кстати. Если бы я и получил ее, так не спешил бы отдавать вам.

— Не мели, — оборвал господин. — Порядочный человек не должен лгать. Кого ты хочешь обмануть? Даже если твоя версия и выглядит правдоподобно, тебя же видно насквозь. Ладно, пора прибирать посуду, а у Дзиро уже кровь кипит от никотинного голодания, так что выкладывай-ка поживее. А потом на досуге мы проведем собрание насчет распределения бюджета. Время — деньги, будешь мешкать — заплатишь проценты.

В последних словах прозвучала угроза.

— Чего нет, того нет, — отрезал я.

— Придется ему научно доказать, что значит «есть» и что значит «нет», — сказал старший.

В мгновенье ока они с обеих сторон заломили мне руки. Я пытался сопротивляться, но их сила была ужасающей. Ее никак нельзя было сравнить с моей. Поскольку при мне все равно ничего не было, я перестал сопротивляться. Пусть делают что хотят и одержат легкую победу.

С удивительной сноровкой господин обшарил меня с головы до пят. Обнаружил сезонный билет, передал его дочери.

— Странно, — сказал он, склонив голову. Посмотрел на одного сына, посмотрел на другого. А я про себя думал: «На-ка, выкуси!»

В этот момент дама выхватила у дочери проездной билет и увидела в нем фотографию С.

— Ах, какая мерзость! Опять фотография этой женщины. До чего же гадко!

— Что вам нужно? — закричал я.

— Мама, отдайте! — сказала девушка.

— Постой, мама, это нам пригодится. На обороте есть подпись: «С». Видно, та самая девица, чью карточку вы разорвали вчера. Ясно. Не кажется ли вам, что мы напали на след, где этот фашистский молодчик припрятал конверт с получкой? Верьте мне, съевшему собаку на службе в частном сыскном обществе.

С этими словами старший сын освободил мою руку, намереваясь выхватить у матери сезонный билет.

Второй сын преградил ему дорогу.

— Постой-ка, брат. Мы тебе, конечно, доверяем, но, когда дело касается денег, лучше пойти вдвоем во избежание взаимных подозрений.

— Пойду один. Представь, ведь там, в незнакомом доме, придется проводить розыск. Как за это взяться? Самое милое дело — закрутить мозги этой зеленой девчонке.

— Как раз по моей части! — не отступал брат. — Почему я должен уступать девчонку?

— Хватит, — сказал господин. — Таро пойдет один. Разве мы ему не доверяем? Мы даже обещаем впредь и пальцем не тронуть эту девицу С, правда, Дзиро? Конечно, при условии, если Таро добьется цели.

— Ладно. Молоденькие девочки меня не очень волнуют, — ответил второй брат.

— Гадость! — томно выкашлянула госпожа.

— Ну, я пошел! — Старший нагло ухмыльнулся мне в лицо.

У меня было такое чувство, будто сердце мое покатилось вниз и рассыпалось в прах под ногами, словно старое дерево, подточенное червями. Почувствовав испытующий взгляд девушки, я поспешно отвел глаза и, шмыгнув носом, проглотил навернувшиеся слезы…

Второй брат проводил старшего до прихожей с напутствием:

— Давай там покороче!

Потом, не обращаясь ни к кому конкретно, заявил:

— Я тоже подался, обещал той вдовушке. Можно бы и наплевать на нее, да надо стрельнуть сигаретку, так что цель — чисто гигиеническая…

Спрятав руки в карманы, я тупо уставился в окно. Темнело. Над соседней крышей показалась жуткая луна — желток в недожаренной глазунье. Без всякой цели, почти бессознательно, я двинулся к прихожей.

— Куда? — рявкнул господин.

Я обернулся, и в тот же миг что-то мягкое и влажное шлепнуло меня по лбу. Младшие брат и сестра, прячась за бабку, захихикали. Это была жевательная резинка.

Господин наставительно сказал:

— Ты бы не слонялся, а взялся за дело. Думаешь, сыновья ушли, так можно распоясаться? Не беспокойся: у меня пятый разряд по дзюдо, я был инструктором в школе полицейских. Так что пошевеливайся, не будем портить друг другу жизнь!

Вступилась дочь, до сих пор наблюдавшая эту сцену со стороны.

— Отец, он не привык вести хозяйство. И это не его вина, таким его воспитало старое общество. Он еще не освободился от феодальных понятий: мыть посуду — это, мол, женское дело. Для первого раза я возьму над ним шефство.

Господин недовольно возразил:

— Чего ты, дура, заступаешься!

— Не заступаюсь. Только ведь он перебьет всю посуду. А кроме того, демократия — это гуманизм. Никакого насилия.

Как заведенная кукла, я взял большую корзину с посудой и пошел за девушкой. Меж серых стен, провожаемый любопытными иголочками глаз местных хозяев, я проследовал к серой водопроводной колонке.

Если отбросить эмоции, работа как таковая была пустячной. Девица сказала: