Вторжение

Он открыл футляр — спички были сухие. Тогда он повернул штурвалы, которые открывали верхние затворы обоих водосливов. Однако он не стал открывать нижние затворы, впускавшие воду в канал. Теперь вода должна была наполнить оба гигантских водослива и остановиться у нижнего затвора. Если бы он открылся, вода ринулась бы не в канал, перекрытый вторым затвором, а затопила бы долину. Поэтому механизмы были сконструированы так, что открыть нижние затворы по отдельности было невозможно. Они открывались и закрывались только вместе. Приборы на пульте управления показывали, что они закрыты, и Харлинг не стал их открывать. Он подождал три минуты, зная, что от этих ста восьмидесяти секунд зависит все. Пока не истекли сто пятьдесят секунд, ему раз сто казалось, что часы его остановились. И сто раз он убеждался, что это не так.

Повсюду в лесу ждали командиры орудийных расчетов. Глаза их не отрывались от часовых циферблатов, руки готовились дернуть спусковой шнур. Первоклассные летчики, выделывая самые отчаянные фигуры высшего пилотажа над застывшими в неподвижности вражескими кораблями, то и дело поглядывали на гребень плотины.

Две минуты сорок секунд.

Бесчисленные тонны воды неслись по крутому уклону закрытых водосливов.

Две минуты сорок пять секунд.

Вода продолжает заполнять водосливы, так что уровень озера снижается на несколько дюймов, но проливной дождь маскирует это.

Дне минуты пятьдесят секунд.

Через двадцать секунд вода достигнет нижних затворов. Три секунды… Одна, чтобы успел сгореть бикфордов шнур. Одна-две — для ракет. Еще четыре для…

Две минуты пятьдесят пять секунд.

Харлинг чиркнул сразу семью спичками и стиснул шланг.

Три минуты!

Еще две секунды ожидания. Харлинг отсчитывал их сдавленным голосом; вместо того чтобы сказать «раз… два…», он назвал более длинное число:

— Сто один… сто два…

Он поджег шнур, бросил шланг на пол и растянулся рядом с ним.

Три секунды спустя пятьдесят сигнальных ракет взмыли в небо. Несмотря на сырость, большинство из них сработало. Они рвались вверх сквозь дождь… Харлинг подумал, что, не будь сопротивления дождя, они могли, бы взорваться среди низко нависающих туч так, что остались бы незамеченными.

Небо внезапно побагровело от вспышек ракет.

В ответ раздался громовый залп ста орудий, отдача заставила дернуться стволы, грохот оглушил солдат, снаряды с визгом пронизывали дождь.

Первыми своей обычной цели достигли снаряды гаубиц и, как всегда, взорвались над кораблями и куполом. Двадцатичетырехдюймовые снаряды железнодорожных пушек отстали от них на секунду. Прицел был взят с невообразимой точностью. Два снаряда одновременно ударили по обе стороны долины…

И разбили нижние затворы!

Бешеный поток воды вырвался из водосливов и хлынул в долину, так как вторые затворы, запирающие канал, оставались закрытыми. В то же мгновение снаряды двух сводных батарей семнадцатидюймовых мортир ударили по плотине — в те секции, которые уже не подпирала вода. Харлинговская плотина с грохотом обрушилась в долину. Вода затопила купол и корабли. И вместе с водой на них обрушились все снаряды, остававшиеся в резерве десятков батарей тяжелых гаубиц, над которыми теперь курился пар.

Профессор Хасгрейв не ошибся. Защитное поле, на котором безвредно рвались снаряды и бомбы, исчезло, вода каким-то образом уничтожила его.

Лавина тяжелых снарядов накрыла цель. И цель перестала существовать…

Во главе спасателей, которые поднялись в щитовую в поисках Харлинга, был сам генерал. Они не слишком ясно представляли, что ожидали увидеть, но, во всяком случае, это было не то, что они увидали.

Харлинг в весьма скудном костюме — почти всю свою одежду он развесил для просушки — сидел, озаренный лучами восходящего солнца, за единственным столом контрольного пункта. Он торопливо писал формулы и уравнения на обороте афиши, рекламирующей пиво. И, не слушая поздравлений, сообщил своим спасителям, что Харлинговская плотина начнет работать еще до весны.