Вторжение

Что касается второго моего откровения, то это оно снизошло на меня, как только я попал в цепкие лапки симпатичной пухлой блондинки, занимающейся в отряде работой с кадрами. Меня мурыжили битый час, заставляя заполнять какие-то формуляры и анкетки. Я сидел и думал, еще немного и блондинко подсунет мне трудовую книжку, где будет записано, что меня принимают на работу партизаном-пулеметчиком шестого разряда или ведущим инженером-подрывником. Девушка была какая-то не всамделишная. Ну, никак она не вязалась со всем тем, что мне довелось пережить, да и с моими представлениями о партизанском отряде тоже. Девушка что-то быстро печатала на компьютере, при этом она включила два настенных экрана за моей спиной. На одном из них шевелил губами какой-то старец в тюрбане. На другом ей что-то втирал офицер в форме коалиционных войск. Галя ухитрялась распределять себя между обоими, переключаясь крохотным переносным пультом. Ее тоже слышно не было (она общалась через наушники), но по ее ответам можно было догадаться о чем речь. Старейшина просил принять в на работу несколько молодых людей из своего рода, в чем ему было отказано по причине полной укомплектованности подразделения. Офицеру же Галя говорило полностью противоположное. Мол, народ все прибывает и надо бы ему изыскать еще средств в своих фондах для того, чтобы поставить на довольствие новобранцев и обеспечить их всем необходимым.

Уж не знаю, как в отряде отчитывались перед миротворцами. Новый народ действительно все время появлялся, но пройдя ускоренный курс обучения военному делу, тут же растворялся среди мирного населения.

Я посмотрел на старейшину. Ему явно приходилось прилагать некоторое усилие над собой, чтобы не выказать недовольство общением с кафиркой с непокрытой головой и вызывающим, по его мнению, поведением. Офицер же наоборот улыбался и подмигивал Гале.

Ну и уроды. Это ж какое надо терпение, чтобы с ними общаться каждый божий день. (А ведь я потом узнал, что миротворцы три месяца назад среди бела дня застрелили Галиного отца, а обезображенный труп ее пропавшей без вести сестры нашли в канаве неподалеку от одного из аулов).

Сейчас, сидя на поваленном дереве, на краю лесной поляны, я ковырялся в сухпае и вспоминал, с каким облегчением я выскочил тогда из кабинета. Так и хотелось взять автомат и разрядить его в оба экрана.

Кстати об автомате. Его и всю остальную снарягу мы с Костиком буквально выстрадали при получении на складе. Опять пришлось заполнять море бумажек. Зато теперь у меня есть: пистолет АПС, АК-74М с подствольным гранатомётом ГП-30, разгрузка, подсумки для магазинов и выстрелов к гранатомёту, маскировочная накидка с накомарником, спальный мешок, коврик, пончо, два комплекта камуфляжной одежды и один этот дурацкий мундир с полицейским шевроном, нижнее белье, кроссовки и американские ботинки, ложка-кружка, нож, аптечка, рация, запасные аккумуляторы, малая пехотная лопатка. В общем, здоровенный рюкзак, набитый барахлом. Я еле-еле донес все это до своего угла в одной из комнат приспособленной под казарму библиотеки. А когда выдали патроны, я загрустил. Хорошо, что ничего криминального на стрельбище коммандос не делали, а лишь весело и с огоньком расходовали патроны, щедро отсыпанные миротворцами из закромов бывшей родины. Поэтому идти пришлось недалеко. Километра полтора. Но и эта дистанция далась мне с трудом.

Новички и старожилы стреляли по отдельности. Самые обычные типовые мишени для первых были установлены метрах в ста пятидесяти от рубежа, а 'ветераны' упражнялись на ростовых, упрятанных среди молодых елок и кустов дикой смородины. До них, по моим прикидкам было метров пятьсот.

Я подошел к поближе к рубежу и попытался разглядеть, куда же это они стреляют. Буйство красок сентябрьского леса мешало распознать цели, которые только и замечаешь, когда от них летят куски или они падают.

За моей спиной толпились такие же, как и я новобранцы. Старожилы, чувствовалось, маленько форсили. Хотя выражалось это в мелочах. Никто не палил в прыжке по македонски и не стрелял от пупка. Больше всего поразил командир. Он приказал нашему старому знакомому Пашке Борзыкину расставить все у тех же елочек орудийные гильзы и принялся стрелять одиночными.

Пятеро пацанов, выхватывая друг у друга поцарапанный бинокль комментировали происходящее:

— Не попал, не попал! — вполголоса восклицали они.

— Дай-ка. — Я отобрал я у худого веснушчатого паренька оптику.

Действительно при каждом выстреле командира все пять металлических цилиндров оставались стоять на месте.

Когда Морда и остальные, наконец отстрелялись, не выдержал и вместе с молодежью рванул к мишеням посмотреть как там дела. Все гильзы оказались продырявлены. И не по одному разу. Автоматные пули аккуратно насквозь прошили металл. Издали ничего непонятно, а вблизи впечатляет.