Второстепенный

– Погрузите одну смычку в воду с помощью устройства, – раздалось по рации.

Механизм заскрежетал, проворачивая барабан, на котором ржавой змеей ютилась цепь. Волны расступились, приняли огромное изваяние с лапами и сомкнулись над ним в причудливом танце.

– Готово, – доложил я.

– Хорошо, – подтвердил капитан. Его голос заметно слабел. – Ждите дальнейших…

Вдруг Василий затих. Мы с филиппинцами напряглись в ожидании следующих слов, но они все не звучали. Постояв еще пару минут в гнетущей тишине, я не выдержал и побежал на мостик. Воображение рисовало трагические картинки распластавшегося на полу Василия, которому никто не идет на помощь.

Лифт ждал внизу. Хорошо. Двери сомкнулись, и подъемник унес меня к самой вершине парохода. Половина пролета до мостика, распахнутая дверь.

Как ни в чем не бывало, капитан стоял, крепко задумавшись.

– Вы в порядке? – спросил я сквозь одышку.

Василий одарил меня неприятным взглядом и напал:

– Почему оставил якорь без присмотра?

– Показалось, вам плохо, – тихо ответил я.

– И поэтому бежал сюда, сломя голову? – от удивления Василий приспустил очки на переносицу.

– Да.

Немного помолчав, капитан сказал более нормальным тоном:

– Ладно, иди обратно. Мы как раз на месте.

Наблюдать за бегущей вниз цепью – удовольствие не из первого десятка. Настил бака огражден наклонными переборками, выдающимися в сторону корпуса. Чтобы высмотреть якорь, нужно встать на горизонтальную опору шириной ровно в одну ногу, навалиться грудью на фальшборт и хорошо вытянуть шею, не забывая при этом держать фонарик – ночь, все-таки. Опора мало того, что узкая, так еще и под наклоном. Ноги вынужденно сползают в нижнюю точку, и колени со всей силы упираются в косой металл.

Сидеть в античной позе приходится долго – пока не удостоверишься, что лапы якоря вбороздились в грунт, и судно не сдвинется с места радиусом в длину корпуса плюс цепь плюс двадцать процентов навигационного запаса – для убиения погрешности.

Когда держащая сила достигает своего исторического максимума, цепь натягивается. А потом плавно оседает, демонстрируя, что поводок надежен. Это значит, что пора принять нормальное положение.

Выпрямленные колени сразу благодарственно гудят в знак того, что застоявшаяся кровь снова гуляет по сосудам, а в голове наступает просветление, сравнимое с Ньютоновским после меткого попадания яблока.

Все тяготы и лишения закончились ровно в полночь. Пора идти спать, потому что настало время второго помощника.

– Спасибо, – сдержанно сказал мне капитан, но его слова прервала УКВ-станция.

Китайские вестники спешили сообщить нам радостную весть: оказалось, что они неправильно назвали нам позицию, и теперь придется выбирать якорь, чтобы, отойдя на десять миль, пригвоздиться там.

– Какие талантливые управленцы, – возмутился я, если переводить с великого и могучего.

– Можешь отдыхать, – успокоил меня Василий. – Мы сами справимся.

Утро настало ожидаемо, но резко огорошило нас интересными новостями.

Как выяснили очередные странствующие специалисты из Гонконга, во время ремонта на движок поставили трубы, изогнутые под неправильным углом. Из-за этого не хватало давления для подачи топлива, и пусковой воздух расходовался в три раза сильнее, чем нужно.

Ситуация накалялась, и наши менеджеры решились на беспрецедентный шаг: прислали на борт суперинтенданта, который отвечал совсем за другие суда, но находился в достаточной географической близости, чтобы срочно сорваться с места.

Суперинтенданты являются прямыми потомками аргузинов, стегавших плетями непокорных гребцов на галерах. Нужны они, чтобы мы не расслаблялись. Телесные наказания со временем превратились в выговоры и увольнения, но суть не особо изменилась: над моряками стоят люди, заведующие денежными потоками и карьерами высококвалифицированных офицеров.

Ступив на борт, наш технический босс первым делом отпрянул от Обормота, нахально предпринявшего попытку потереться об начальство.

– Держите его подальше, – попросил надзиратель. – И как вас не штрафуют за кота на борту?

Экипаж в первые минуты знакомства понял, что придется стоять на ушах все время, пока дорогой начальник не уедет обратно к своим подопечным.

Звали индийского аргузина Субраманьян. В народе его нарекли, конечно же, Субару – за схожесть имен и потрясающую способность газовать с места. Надзиратель вел себя так, будто выпил целый ящик энергетика, поперхнулся и решил запить его еще одним. Работа виделась ему небольшим развлечением в перерыве от настоящей Работы – но только в пределах команды судна.

Первый час пребывания Субару на борту длился целую вечность. На головы бедных офицеров сыпались всевозможные вопросы и распоряжения, требующие незамедлительного ответа. Здесь грязно, там прицепите бумажку, тут поставьте подпись, и вообще, заведите журнал, чтобы вносить туда температуру помещений дважды в сутки. Все незаметно оказались при деле, маленький муравейник пришел в движение.

Только вопрос с главным двигателем Субару вывел на задний план.

16