Второй выстрел

Я застыл на месте, уставившись на него. Он лежал в неестественном положении, одна рука была неудобно подвернута и прижата туловищем. Пятно красной краски по-прежнему виднелось на его пальто, но теперь оно явно стало больше. Сзади него на тропинке что-то поблескивало на солнце сквозь листву. Это было дуло ружья. Эрик был мертв: я сразу понял это.

Что делает нормальный человек — ведь несмотря на то, какое мнение обо мне могло сложиться у читателя, я отношу себя к этой категории, — итак, что делает нормальный человек, внезапно обнаруживший труп? Вероятно, совсем не то, что он должен был бы делать. Скорее наоборот, он поступит как раз так, как определенно поступать не должен. Я только знаю, что сам сделал в тот момент. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и, натыкаясь на деревья, побрел (да, именно побрел) в том направлении, откуда только что пришел. Зачем? Я и сам не знаю. В конце тропы я чуть не столкнулся с Джоном Хилльярдом.

Он как раз собирался подниматься на холм и довольно обыденно поприветствовал меня.

— Добрый день, Сирил, откуда это вы выскочили? Пожалуй, нам пора двигаться к дому... постойте-ка, что случилось? У вас такое лицо, будто вы встретили привидение!

Я знаю, что в тот момент был бледен как полотно, и у меня буквально тряслись колени, но, сделав над собой усилие, я ответил как можно спокойнее:

— Эрик... Там, немного подальше в лесу... Кажется, он мертв.

Джон в изумлении уставился на меня.

— Что?! Где? — Но, прежде чем я мог ответить, он уже бросился вниз по тропинке.

Я последовал за ним.

Он склонился над Эриком, осторожно потрогал его и попробовал нащупать пульс.

— Боюсь, вы правы, — сказал он, выпрямляясь. — Боже мой, какое несчастье! Но мы не должны его трогать. Однако... вы только посмотрите на ружье. Ведь это — та же самая сцена, повторенная еще раз!

— Вижу, — согласился я. Должен признаться, говорил я с большим трудом, потому что во рту совсем пересохло.

— Боже мой! — снова растерянно пробормотал Джон. — Вот бедняга. Смотрите-ка, Пинкертон, тут ветка ежевики зацепилась за курок. Просто невероятно, после того, как мы закрутили всю идею нашего спектакля как раз вокруг такой возможности. Как Эрик мог так невероятно сглупить!

Я ничего не ответил. Некоторое время мы молча смотрели на тело.

— Что ж, надо идти звонить в полицию, — наконец мрачно произнес Джон. — И вызвать врача. Но все-таки... черт возьми, Сирил, я никак не могу в это поверить!

Я тоже с трудом верил в случившееся, просто не видел необходимости об этом говорить.

— Надо запомнить время, — пробормотал Джон, посмотрев на часы. — Ровно три сорок пять.

И мы стали молча взбираться по холму.

Глава 6

Новости, которые принесли мы с Джоном, естественно, привели в ужас всех присутствующих. Впрочем, всех мы не застали — когда мы добрались до дома, многие уже разошлись, там оставались Этель, миссис Фицвильям, профессор Джонсон и Брэдли. Как оказалось, Этель сидела одна в гостиной все время после того, как, в соответствии со сценарием, оповестила всех о несчастье. Профессор и Брэдли пришли вскоре после того, как мы с миссис Фицвильям потеряли их из виду, а сама миссис Фицвильям вняла моему совету и поднималась на холм не спеша, поэтому пришла всего за несколько минут до меня и Джона.

Время, которое мы провели в ожидании врача и полиции, было самым напряженным в моей жизни. Ни Джон, ни я и словом не упомянули, что за всем этим может стоять нечто большее, чем простой несчастный случай, но, без сомнения, слово "убийство" было у всех на уме — по крайней мере, у меня точно. Я чувствовал, что все сидящие в гостиной уже начали поглядывать друг на друга с молчаливым подозрением. Был ли один из нас убийцей, и если да, то кто? Этот страшный вопрос читался в глазах у каждого из нас.

По мере того как возвращались остальные — мисс Верити, де Равели и Аморель, — каждому из них тоже сообщали новость. Эльза, бедное дитя, едва не лишилась чувств. Этель проводила ее до комнаты, и больше в тот день мы ее не видели. Остальные присоединились к нам в гостиной: Аморель, очень бледная и явно потрясенная, но не проронившая ни слезинки, — минут через десять после нашего прихода; потом чета де Равелей — миссис де Равель, двигавшаяся плавно и величественно, со сжатыми губами и нахмуренными бровями, словно королева в трагедии, как всегда, излишне драматизировала перед зрителями свои вполне искренние эмоции. В самом деле, я даже сказал бы, что она фактически (хотя, может быть, и невольно) разыгрывала роль убийцы! Я заметил, что она не села рядом с мужем, хотя он и позвал ее кивком головы, а ушла в другой конец комнаты. Ему пришлось взять стул, который он занял для себя, и присоединиться к ней.