— Это какая-то ошибка! — захлебываясь от страха, воскликнул Аким. — Это чудовищная ошибка или клевета!
— Сказать, кого вы предали?..
«Бежать! — промелькнуло в сознании. — Еще можно… Бежать!» Аким шагнул назад, стараясь оказаться поближе к окну. Мужчина опустил руку в правый карман, и он понял, что бежать не удастся. Хрипло, с трудом ворочая одеревеневшим языком, спросил:
— Кто вы?
— Пытаетесь угадать, знает ли обо мне контрразведка? — усмешка была колючая, ничего хорошего не обещающая. — Отвечу: я — Петрович.
Аким понял, что в его распоряжении секунды. Поспешно, судорожно выталкивая застревающие в горле слова, заговорил:
— Не надо! Я могу все, что скажете! Мне Туманов верит! Все, что потребуется!
Он говорил безостановочно, нескладно, что-то обещал и в чем-то клялся, а немигающие, остановившиеся его глаза были прикованы к чужой руке: ему чудилось, что до тех пор, пока оружие остается в кармане, еще есть шанс выжить…
Плоский никелированный смит-вессон глянул на него своим черным глазом, и последняя надежда исчезла. Почувствовав, что задыхается, Аким рванул на груди рубашку, но легче не стало. Он попытался закричать, но лишь хриплый стон вырвался из пересохшего горла. Какой-то странный, искрящийся свет вспыхнул перед глазами, растворяя в себе комнату и весь безбрежный мир. Он успел еще удивиться, что не слышит выстрела, а потом рухнул на грязный пол…
Астахов подошел к нему, ничего не понимая.
Аким был мертв — страх опередил выстрел, сделал его ненужным.
В полночь хозяин лайбы разбудил Журбу. Бондаренко был уже на ногах.
— Возница — человек надежный, — сказал рыбак, упираясь головой в потолок кубрика. — Но лишнего ему знать все ж не следует…
В темноте, тесно держась друг друга, они пошли по узким, прогибающимся доскам причала.
Легкая линейка с выгнутыми над колесами крыльями, запряженная парой лошадей, стояла у самого берега. Пожелав счастливого пути, рыбак растаял во тьме.
Покачиваясь на рессорах, линейка миновала спящие хаты. Почувствовав под копытами мягкую пыль проселочной дороги, лошади перешли на рысь.
Молчаливый возница похлопывал вожжами, глухо и односложно понукал лошадей. Лишь когда проезжали через села, жавшиеся к дороге, он коротко комментировал: «Дорт-Куль — тут жить можно, ничего…», потом, несколько верст спустя: «Булганак. Имение здесь богатое» и затем: «Каяш — тоже мне село…»
Догорала ночь. Лошади заметно устали и шли теперь шагом. Уже совсем рассвело, и вот впереди показались окраины Симферополя.
Дымилась высокая труба кожевенного завода. Когда проехали мимо небольшого, окруженного ивами пруда, из дома, стоявшего на отшибе от других, вывалилось пятеро казаков. Они стояли, выставив перед собой винтовки, и лица их с обвислыми усами не обещали ничего хорошего.
К линейке неторопливо подошел седой вахмистр, зачем-то отряхнул мешковатые шаровары с засаленными лампасами и уставился на Бондаренко зеленоватоблеклыми глазами:
— Кто? Куда?
— Я землемер, — сказал Бондаренко. — Осматривал земли в Николаевке и Булганаке. Теперь возвращаюсь со своим помощником в Симферополь.
Казаки молча окружили линейку. Журба сунул руку в карман, нащупал рукоять пистолета. Бондаренко при- кинул глазами расстояние до ближайшей казачьей винтовки. И вдруг вахмистр радостно оскалился:
— Так это ж то, что нам надо! — воскликнул он, — Ну-к, землемер, слезай с линейки, да помощника своего забирай! Нам обратно в Булганак требуется!
И только теперь Журба и Бондаренко поняли, что казаки безнадежно пьяны.
— Нехорошо, господин вахмистр, — укоризненно сказал Бондаренко. — Это чистый разбой…
— Вылазь добром, коли говорят! — кто-то из казаков щелкнул затвором винтовки. — Иль помочь?
«Какой глупый случай!» — подумал Журба. Он спрыгнул с линейки, и Бондаренко последовал за ним. Возница пытался было объяснить казакам, что лошади заморены, что ему надо в город, но его никто не слушал. Казаки развернули линейку, попрыгали в нее, сплющив рессоры. Монотонно, но слаженно затянули:
— Ну, не гады?! — сказал Бондаренко, озадаченно глядя вслед линейке. — Видно, пропьянствовали ночь у какой-нибудь вдовы, а теперь заторопились в свой Бул-ганак…
Журба промолчал. Они находились в черте города, и встреча с казаками не отняла у них слишком много времени. Но он подумал, что даже такой вот случай мог прервать их путь…
В город входили через кладбище. Впереди открылась знакомая Журбе часовня, в которой он однажды провел ночь, и оттуда вдруг раздался тонкий, захлебывающийся крик. Журба и Бондаренко остановились. Распахнулась чугунная дверь, и к ограде выкатился грязный, оборванный клубок. Дрались два беспризорника. Один из них прижимал к себе цинкового ангела.
— Я сам снял этого пацана, — кричал он. — Сам и загоню!
Бондаренко цыкнул на них, и беспризорники, позабыв о драке, поспешно вкатились обратно в часовню. С глухим лязгом за ними захлопнулась тяжелая дверь.