Рыдания музыки и лившийся, будто теплое золото, негритянский голос околдовали зал. Голос притягивал, очаровывал. Заслушались даже официанты. Затаив дыхание, не отводя глаз, все смотрели на площадку и на певицу, завороженные чистым глубоким чувством.
К столику подошел официант и обошел кругом, шепотом предлагая шампанское, но внимание всех приковано было к сияющему кругу света, где чернокожая женщина, чьи предки приплыли из Африки, пела низким глубоким голосом:
Тишина взорвалась овациями. Снова зажегся свет. Вернулся и сел на место Бартон Рассел.
— Потрясающая певица!.. — воскликнул Тони.
Но не успел он закончить фразы, как Лола тихо вскрикнула:
— Смотрите… смотрите…
И тогда все посмотрели туда, куда она показала. Паулина Везерби лежала, уткнувшись в скатерть лицом.
— Она умерла… Как Ирис… Как Ирис в Нью-Йорке! — закричала Лола.
Пуаро вскочил на ноги, жестом приказав остальным оставаться на месте. Он склонился над Паулиной, осторожно взял за руку и нащупал пульс.
Лицо его было бледно и сурово. Все смотрели на него молча, не в силах произнести ни слова. Смотрели будто во сне, будто их парализовало от шока.
Медленно Пуаро склонил голову:
— Да, она действительно мертва… la pauvre petite[12]. И я сидел рядом. Что ж, пусть убийца и не надеется от меня уйти.
Бартон Рассел посеревшими губами пробормотал:
— Как тогда Ирис… Значит, она все же что-то заметила… Паулина что-то заметила в тот вечер… Правда, она была не уверена. Она мне сказала, что не уверена… Нужно вызвать полицию… О господи, Паулина, малышка…
— Где ее бокал? — сказал Пуаро. Он взял бокал и поднес к носу. — Так и есть, цианистый калий. Запах горького миндаля. Метод тот же, яд тот же…
Он взял в руки сумочку Паулины.
— Посмотрим, что тут.
— Но вы ведь не верите в самоубийство? Она не могла этого сделать! — вскричал Бартон Рассел.
— Погодите, — остановил его Пуаро. — Нет, в сумочке ничего нет. Знаете ли, свет зажгли очень быстро, времени у убийцы не было. Он еще не успел избавиться от яда.
— Она, — сказал Картер.
И перевел взгляд на Лолу Вальдес.
Лола вспыхнула:
— Что вы хотите?.. Что вы сказали? Что я ее убила? Неправда… Неправда. Зачем мне ее убивать!
— Тогда в Нью-Йорке у вас был роман с Бартоном Расселом. Об этом все говорили, я слышал. Красавицы в Аргентине ревнивы.
— Вранье. И я не из Аргентины, Я из Перу. A-а! Плевать мне на вас. Я… — Лола перешла на испанский.
— Успокойтесь! — прикрикнул на них Пуаро. — Говорить буду я.
Бартон Рассел тяжело произнес:
— Нужно всех обыскать.
Пуаро спокойно произнес:
— Non, non[13], в этом нет необходимости.
— Как это нет необходимости?
— Эркюль Пуаро и так все знает. Я вижу насквозь. И говорить буду я. Мистер Картер, не соизволите ли вы достать пакетик, который лежит у вас в нагрудном карман?
— У меня нет никакого пакетика. Какого черта…
— Тони, друг мой, я был бы вам очень обязан.
— Какого черта!.. — воскликнул Картер.
Но прежде чем Картер успел прикрыть карман рукой, Тони аккуратно, двумя пальцами, извлек оттуда бумажный пакетик.
— Прошу, месье Пуаро, вот, как вы и сказали.
— Черт возьми, это клевета, — прорычал Картер.
Пуаро взял пакетик в руки и прочел надпись на этикетке:
— «Цианистый калий». Все, дело закончено.
— Картер! Я так и думал! — загремел Бартон Рассел. — Ирис любила тебя. И хотела к тебе уйти. Но ты не хотел скандала и потому ради своей драгоценной карьеры решил от нее избавиться. А теперь тебя вздернут, мерзавец.
— Успокойтесь! — твердо и властно произнес Пуаро. — Это еще не конец. И я, Эркюль Пуаро, намерен кое-что сказать. Мой друг Тони Чепелл, представляя меня вам, пошутил, будто я оказался здесь, чтобы раскрыть преступление. Отчасти он оказался прав. Я действительно рассчитывал найти преступника, потому и пришел сюда, но не раскрыть, а предотвратить преступление. И я его предотвратил. План был великолепный, лишь мое присутствие помешало привести его в исполнение. Убийце пришлось на ходу перестраиваться, а я, когда погас свет, успел кое-что быстренько шепнуть на ухо мадемуазель. Мадемуазель Паулина умна и схватывает мгновенно и прекрасно справилась со своей ролью. Мадемуазель, не будете ли вы любезны — поднимите голову и покажите всем, что вы остаетесь в добром здравии.
Паулина выпрямилась и неуверенно рассмеялась.
— Воскресение Паулины, — сказала она.
— Паулина… Дорогая…
— Тони!
— Дорогая моя!
— Ангел мой!
— Я… Я ничего не понимаю, — еле выговорил Бартон Рассел.