Второй удар гонга. Врата судьбы

— Понимаешь, когда Александр написал «это должен быть один из нас», он мог иметь в виду кого-то, кто в этот момент находился в доме, и поэтому их имена должны были быть занесены в лист переписи. Каждого, кто провел ночь под крышей этого дома. Вот я и подумал: вдруг эти следы остались в окончательных списках переписи? А если знать нужных людей — я не хочу сказать, что знаю их, но могу выйти на них через тех, кого знаю я, — то, мне кажется, мы можем получить шорт-лист подозреваемых.

— Должна сказать, — похвалила его Таппенс, — что иногда тебе тоже приходят в голову неплохие идеи. Ради всего святого, давай что-нибудь поедим — и, может быть, после этого я почувствую себя получше и не такой измученной, как после прослушивания шестнадцати ужасных голосов, говорящих одновременно.

II

Альберт приготовил вполне сносную еду. Вообще его готовка была очень неровной, но иногда она бывала отличной — как, например, в тот вечер, когда он подал то, что назвал сырным пудингом и что Таппенс с Томми приняли за сырное суфле. Альберт указал им на их ошибку.

— Сырное суфле совсем другое, — сказал он. — В нем гораздо больше взбитого яичного белка, чем здесь.

— Не важно, — сказала миссис Бересфорд. — Вышло просто отлично; и не важно, суфле это или пудинг.

И Таппенс, и Томми были полностью поглощены едой и поэтому не обменивались информацией за столом. Однако, когда они выпили по паре чашек крепкого кофе, Таппенс откинулась в кресле, глубоко вздохнула и произнесла:

— Теперь я чувствую себя самой собой. Почти. Ты, по-моему, так и не помылся перед обедом, Томми?

— У меня на это не было времени, — ответил ее муж. — А потом, с тобой не угадаешь. Вдруг ты заставишь меня пойти в библиотеку, залезть на лестницу и рыться в полках с книгами?

— Но я же не зверь какой-нибудь, — ответила Таппенс. — Итак, на чем мы стоим?

— Ты или мы?

— Скорее, на чем стою я, — согласилась Таппенс. — Ведь это единственная вещь, в которой я уверена, правда? Ты знаешь, на чем стоишь ты, а я знаю, на чем стою я. То есть хотелось бы на это надеяться.

— Надеяться никогда не вредно, — заметил Томми.

— Подай мне мою сумочку, если только я не забыла ее в столовой, — попросила Таппенс.

— Обычно это именно так и бывает, но не на этот раз. Она под ножкой твоего кресла. Нет-нет, с другой стороны.

Таппенс подняла сумочку.

— Это был отличный подарок, — заметила она. — Настоящая крокодиловая кожа, кажется. Хотя иногда в нее сложновато класть вещи.

— И доставать их — тоже, — заметил Томми.

Таппенс продолжила возиться с сумочкой.

— Из таких всегда очень трудно доставать вещи, — сказала она, слегка задыхаясь. — Плетеные сумочки гораздо удобнее. Они растягиваются как угодно, и вещи в них можно перемешивать, как кашу… Наконец-то! Кажется, нашла.

— А что это такое? Похоже на счет из прачечной.

— Нет, это просто маленькая записная книжка. Сначала я действительно записывала сюда вещи, касающиеся прачечной. Знаешь, на что надо пожаловаться — разорванная наволочка и всякое такое. А потом подумала, что могу еще как-то ее использовать, потому что на эти замечания ушло всего три-четыре страницы. Так что теперь я записываю сюда то, что мы слышали. Многое не имеет никакого отношения к нашему делу, но вот послушай: здесь, например, есть запись о переписи. Я внесла ее, когда ты впервые о ней упомянул. В тот момент я не знала, что это значит и что ты этим хочешь сказать, но я все-таки ее добавила.

— Отлично, — заметил Томми.

— И еще я записала миссис Хендерсон и кого-то по имени Додо.

— Кто такая эта миссис Хендерсон?

— Не думаю, чтобы ты это помнил, а мне сейчас ни к чему к этому возвращаться, но это те два имени, которые упомянула эта — как ее там, ты ее знаешь, — миссис Гриффин. А вот еще одна заметка — что-то связанное с Оксфордом и Кембриджем. И еще я обнаружила кое-что в одной из старых книг.

— А при чем здесь Оксфорд и Кембридж? Ты что, имела в виду студента?

— Не уверена, что таковой вообще существовал; мне кажется, что это как-то связано со ставкой на лодочной гонке.

— Да, это больше похоже на правду, — сказал Томми. — Хотя нам это ничем не может помочь.

— Кто знает… Так вот: миссис Хендерсон жила в «Яблочной сторожке». А вот нечто, что я нашла на грязном обрывке бумаги, который обнаружила наверху. Не помню в какой книге — то ли в «Катрионе», то ли в книге под названием «Тень трона».

— Это про французскую революцию. Я читал ее, когда был еще мальчиком, — сказал Томми.

— Не понимаю, это-то тут при чем? В любом случае я скопировала записку.

— И что же там было написано?

— Три слова, написанные карандашом. Улыбка — у-л-ы-б-к-а, затем курица — к-у-р-и-ц-а, и, наконец, По — Л-о[84]. Л — заглавное.

— Дай-ка подумать, — сказал Томми. — Улыбка Чеширского кота — это первое. Второе — Хенни-Пенни, есть такая детская сказка про курицу. А вот Ло…

— Ага, — сказала Таппенс, — тоже застрял.

— «Вот те на!» Но это полная бессмыслица, — предположил Томми.

Таппенс быстро заговорила: