Второй сын

– Ты сегодня победил? – ахнула она. – Расскажи мне обо всем.

– Ярл Берна и юный воин из Долфиса, Дэниэл, обвинили меня в мошенничестве… но ни один из них не сумел объяснить, в чем оно состоит. Дэниэл не верил, что я действительно слеп. – Он рассмеялся. – Я напомнил ему, что другие воины зрячи, а значит, будь я способен видеть, меня все равно не сочли бы мошенником.

– Почему они тебе не поверили? Увидев твои глаза, любой сразу же все поймет.

– Быть может, потому что я все‐таки вижу… пусть и не так, как все. Слух для меня – то же, что для других зрение.

– Что это значит?

– Все просто. Каждое сердце звучит по‐своему. А я ясно слышу каждый удар каждого сердца.

– Но… неужели ты помнишь, как звучат сердца всех, кто тебя окружает?

– Думаю, это примерно то же, что знать человека в лицо. У каждого есть два глаза, два уха, рот и нос, и все же двух одинаковых людей нет. По крайней мере, так мне говорили. – Он улыбнулся. – Вот и с сердцами то же самое. Разве странно, что ты запоминаешь чье‐то лицо?

– Нет. Пожалуй, что нет, – удивленно отвечала она.

– Дред из Долфиса хотел понять, как мне удалось победить. Когда я объяснил, что слышу стук его сердца, он еще час после окончания состязаний требовал, чтобы я в него стрелял.

– И ты стрелял?

– Да. И всякий раз попадал в его щит. Он бесстрашен. Мне кажется, Байр во многом похож на него. Я надеялся, что мальчик из храма придет на турнир. Но понимаю, почему его не было.

Хёд начертил на земле рядом с собой руну слепого бога: два полукруга, спиной к спине, и стрела, что пронзает их насквозь. Он вновь пал духом, и она поспешила его отвлечь.

– Но ведь у мишени нет сердца.

– Нет. Но если Арвин стоит рядом с мишенью – правее на два фута, – то я целюсь, ориентируясь по биению его сердца. Иначе я бы не справился.

– Он не боится, что ты его подстрелишь?

– Когда я был младше, то предупреждал его, прежде чем выпустить стрелу, и он поднимал щит. Теперь он боится лишь других лучников, которые участвуют в состязании. Среди зрителей был и король, – тихо прибавил он. – Я запомнил, как звучит его сердце. Я думал, что мог бы его убить. Сейлоку это пошло бы на пользу. И тебе тоже.

От ужаса она не смогла ничего сказать ему в ответ.

– Я тебя огорчил, – заметил он.

– Тебя бы убили. В тот же миг.

– Да.

– Я переживу встречи с королем. Но не переживу, если тебя не станет.

Он тяжело вздохнул, и она беспокойно взглянула ему в лицо.

– Хёд… скажи, что ты это не всерьез, – прошептала она. – Ты ведь шутишь?

– Со вчерашнего вечера я думал только об этом. Я боюсь за тебя, Гисла. Быть может, я должен убить Банрууда. Арвин уверен, что у меня есть призвание. Быть может, в этом оно и состоит.

Она схватила его за руку и прижала его ладонь к начертанной на земле руне.

– Если это Хёд… то это Гисла, – настойчиво сказала она, обводя половинки руны и соединявшую их стрелу. – Навредив себе, ты навредишь мне.

Он притянул ее к себе, уткнулся лицом в уложенные венцом волосы.

– Прости. У нас совсем мало времени, а я тебя пугаю. Прости меня.

– Мы связаны, Хёд. – Она взяла его за руку, ощутила, как руны у них на ладонях коснулись друг друга. – Я твоя. А ты мой.

– Этой руной я обручаюсь с тобой, – сказал он с печальной улыбкой.

– Этой руной я обручаюсь с тобой, – тут же повторила она, не умея успокоить рвавшееся из груди сердце, и он, тихо чертыхнувшись, прижал ладонь к ее груди.

– Тише, Гисла, я здесь.

Она накрыла его ладонь своей, задержав его руку у сердца, и подняла глаза к звездам. Она переводила взгляд от одной звезды к другой, выбирая самые яркие, пытаясь дышать спокойнее. Она насчитала четырнадцать звезд, что светили ярче других, и в голове у нее вдруг заиграла забытая мелодия.

– У моего народа была одна песня… ее пели на свадьбах, – пробормотала она.

– Спой мне ее.

– Я ее не помню. Там было что‐то про звезды. – Но едва она выговорила эти слова, как откуда‐то изнутри, из уголка в сердце, в который она не позволяла себе заглядывать, одна за другой потянулись строки. – Двое нас, двое нас, две жизни, две, – неуверенно произнесла она. А потом без слов допела строку до конца, словно подбирая ключ к замку.

Хёд слушал, не отнимая плененной ладони от ее груди, и она начала сначала.

– Двое нас, двое нас, две жизни, две. Вместе мы, и одна жизнь нас ждет.

В ее памяти заплясали фигуры, и она отдалась на волю воспоминаний.

– Вот рука, возьми ее, шаг, второй, – пела она, выстраивая слова в линию.

Так, выстроившись в одну линию, они и танцевали, когда оканчивалась свадебная церемония.

– Скажи «Да» и на звезды взгляни. – На смену длинной череде людей из ее воспоминаний явились образы жениха и невесты. Она видела Моргану такой, какой та была в день свадьбы, – по плечам свободно рассыпались волосы, колыхались юбки, – но образ вышел нечетким.

– Это… твоя сестра? – спросил Хёд.

Отринув скорбь, что примешалась к радости, Гисла ответила. Она хотела, чтобы Хёд их увидел.

– Да. Это Моргана… в день свадьбы. Моргана и Педер.

– Моргана и Педер, – эхом повторил Хёд.