– «Гисла» значит
– Что за обещание?
– Они меня бросили.
– Но ведь не по своей воле, – мягко возразил он.
– Значит, не нужно было мне клясться, что все будет хорошо. – От внезапной вспышки гнева ей стало легче.
Гнев выжег цепкую, хваткую, испепелявшую грусть, а она продолжала думать о том, как несправедливо обошлись с ней родные. Быть может, ей было бы не так больно, если бы она ненавидела свою семью.
– Это всего лишь имя, – мягко повторил он, чуть ли не защищая их, и ее гнев мгновенно обратился против него.
Он вздохнул, словно почувствовав, как его обжег жар ее гнева, и не сказал больше ни слова. Они сидели в молчании, ожидая, пока приготовится ужин. Когда они поели, он вымыл тарелки, вытер их досуха, аккуратно поставил на полку и разлил по чашкам горячий чай. Только тогда он снова заговорил.
– Там, откуда ты родом, поклоняются Одину? – спросил он, уводя ее в иные, куда более прохладные воды. Она окунулась в них с головой, дождалась, пока они остудят снедавший ее гнев.
– Северные земли очень обширны, – ответила она. – Я не могу отвечать за всех, кто их населяет. Я из Тонлиса. Мы поем ему песни… ему и Фрейе… а еще звездам, и земле, и камням, и растениям. У нас есть песни на все случаи жизни.
– Так ты из Сонгров, – сказал он, и в его голосе зазвучало восхищение. – Я слышал предания о Сонграх.
– Правда?
– Арвин говорит, Сонгры поют руны.
– Я не знаю рун, – нахмурившись, возразила она.
– Да… Их знают немногие. Зато ты знаешь песни.
– Я знаю много песен.
– Можешь мне что‐нибудь спеть? Пожалуйста, – настойчиво попросил он.
– Я сейчас не хочу петь. И не знаю, захочу ли когда‐нибудь.
– Но… почему? – В его голосе слышалась мягкая мольба, и она чуть было не уступила.
– Слишком больно, – выдохнула она.
– Горлу больно?
– Сердцу.
Он помолчал, и она решила было, что он смирился с ее отказом.
– Арвин говорит, если сумеешь постичь боль, она станет силой, – сказал он.
– Не нравится мне твой Арвин.
Хёд прыснул, и капельки горячего чая, который он только что отхлебнул, полетели у него изо рта в разные стороны.
– Мне вообще кажется, что его не существует. Думаю, он как тот слепой бог, – прибавила она, чтобы его раздразнить.
– Ты думаешь,
– Но ведь ты его никогда не видел? – парировала она.
Он снова рассмеялся:
– Ты очень умна! А еще ты сейчас улыбаешься. Я это слышу.
Она
– Почему у тебя нет волос? – спросила она, решив поговорить о чем‐нибудь другом.
– У меня есть волосы. – Он провел ладонью по своим коротким волосам. – Просто мне нравится, когда они коротко острижены. Волосы удерживают запах. Я не хочу чувствовать собственный запах. А еще волосы привлекают разных ползучих существ.
Гисла тут же принялась чесать себе голову и поморщилась, потому что он расплылся в широкой улыбке, как будто она подтвердила его слова. У этого юноши не было глаз, но он слышал каждое ее движение.
– У меня в волосах нет ползучих существ, – возразила она, но от одной только мысли об этом ей захотелось хорошенько встряхнуть головой, впиться в кожу ногтями.
– Иди сюда. – Он похлопал по земле рядом с собой. – Я тебе помогу.
Она в нерешительности помедлила, но потом подчинилась и села ближе к нему. Приподняв ее волосы, он разделил их на части, перебросил тяжелые, спутанные пряди вперед, ей на плечи, так что обнажился затылок.
– Что ты делаешь?
Она попыталась обернуться, взглянуть назад через плечо, но он развернул ее голову так, чтобы она смотрела вперед, сквозь завесу волос, свисавших по обеим сторонам ее лица.
– Не двигайся. – Он провел чем‐то острым по ее шее. Было щекотно… и немного больно. Потом приложил к ее шее что‐то влажное и теплое, растер большим пальцем.
– Ты рисуешь у меня на шее? Это что, руна? – спросила она.
– Вот, – сказал он.
Что‐то пробежало по коже, и она хлопнула себя по лбу: у брови обнаружился какой‐то жучок. Еще один жучок свалился ей на колени, неистово дрыгая ножками, но сумел быстро перевернуться и улетел.
– Фу! – взвизгнула Гисла.
По ладоням у нее проползли еще два насекомых и паук на тонких ножках. Пискнув, она отшвырнула их от себя.
– Что ты сделал?
– Это не навсегда, но сейчас твои волосы принадлежат лишь тебе. Мне нечем распутать их… но я могу расчесать их пальцами и заплести. Как веревку. Руки у меня очень ловкие, – прибавил он.
Она могла расчесаться сама. Могла сама заплести себе косы. Но внезапно ей захотелось, чтобы это сделал кто‐то другой. Захотелось почувствовать, как ее волос кто‐то касается. Сестра часто расчесывала ей волосы. И она тоже часто расчесывала волосы своей сестре.
– Ладно, – согласилась она.
Хёд осторожно коснулся ее волос. Он начал с кончиков и двигался все выше, к корням. Ногти у него были короткими, а терпение – безграничным. Пока он возился с ее волосами, у нее стали слипаться глаза.
– Ты гнешься, словно тетива от лука, – сказал он.