Второй срок

В конце голос завуча становится многозначительным. Да, сложная ситуация. В СССР ребёнку трудно переспорить завуча.

– Маргарита Владимировна, мне и самому не хочется, но бабушка почему-то придаёт этим олимпиадам огромное значение. Она уверена, что я пройду на всесоюзную и займу там призовое место.

Пожилая дама тут же вспыхивает и даже краснеет:

– Но ты-то понимаешь, что это чушь? Всего три человека от Москвы проходят, какие у тебя могут быть шансы?

От Москвы три? А от всей Свердловской области только один, дискриминация. Но сейчас мне это выгодно.

– Ну, я готовлюсь, задачи из «Кванта» решаю. Бабушка ещё сказала, чтобы я попросил задачи с предыдущих олимпиад. Но кого просить? Может быть, вы поможете?

– Зачем тебе задачи, если на городскую олимпиаду пойдёт Сафонова?

– Ну, бабушка повсюду начнёт жаловаться, в РОНО, в прокуратуру, в народный контроль, в партком – она же активная коммунистка. А меня всё равно заставит готовиться, скажет, что партия всё исправит.

Я не уверен, что бабушка в партии, просто к слову пришлось.

– А ты не говори бабушке.

– Так она спросит, она каждый день спрашивает. А врать ей нельзя, мы на могиле мамы договорились друг друга не обманывать.

– Всё, Чесноков, иди на урок.

– Маргарита Владимировна, а задачи? Ну, чтобы мне готовиться.

– Чесноков, ты вот что пойми: кроме олимпиады существует ещё аттестат с оценками, и характеристика. Ты хочешь плохую характеристику?

– Что вы, Маргарита Владимировна. Я полностью за вас, всё сделаю, как скажете. Но с олимпиадой ничего не выйдет, бабушка до ЦК дойдёт. Давайте так сделаем: если я в тройку не попаду на городской олимпиаде, мы с вами вместе постараемся убедить бабушку, что я далеко не гений. Ну а если войду – то на следующий год я не только по физике, но и по математике и по химии участвую. А я буду так готовиться, чтобы честь школы не посрамить.

– Ладно, иди на урок.

– Маргарита Владимировна, простите, но… Бабушка сегодня же начнёт писать во все инстанции. Вы пообещайте, что на городскую по физике я иду, а я постараюсь её убедить, что всё в порядке, никакого беззакония не будет.

– Ладно, обещаю, но ты, Чесноков, задумайся о характеристике. Пострадаешь то ты, а не бабушка.

Увы, через два дня последовало и продолжение. Есть у нас в классе такой здоровяк, Паша Лазарев. Ростом почти с меня, но тяжелее килограмм на 10. И вот, подваливает он ко мне на перемене:

– Ты что, Чеснок, против Ленки Сафоновой?

– Да я, пожалуй, если подумать, даже и не против. А она согласна?

– В морду хочешь?

– Да не особо. Оснований достаточных не вижу.

– Всё, зае…. Пойдём, выйдем.

Не хочу надолго откладывать, да и не сильно я его боюсь. 15 лет пацану, не взрослый мужик, вряд ли он так бьёт, чтобы покалечить. За школой есть такое место, не на виду, туда мы и направляемся. Я надеваю шапку, с опушенными ушами она лучше боксёрского шлема. Куртку не надеваю, а Паша и вовсе не надевает ничего.

– Ну чё, щас я тебя отп…., а потом пойдёшь к завучу, скажешь, что передумал.

Эта манера подростков много говорить полезна, если удаётся противника запугать. Но есть у неё и недостатки. Почему бы не попытаться их использовать? Я начинаю мямлить:

– А если у меня будет кровь, или если синяк, ведь тогда завуч…

Я неловко и с трусливым видом делаю семенящий шаг вперёд левой, потом правой, чуть быстрее, и снизу бью правым локтем. Попадаю, увы, не в подбородок, а по скуле. Почему локтем? А это удар слабаков. Не можешь бить сильно – бей локтем. Не случайно этот приём очень популярен в юго-восточной Азии, где много небольших тощих мужчин. Тут же продолжаю левым локтем, уже сбоку. Увы, зацепляю его руку и удар не получается. А вот повторный удар правым локтем, тоже сбоку, приходит в ухо. Он делает два шага назад и опускается на одно колено. Снова шаг левой и правой ногой целю в нос. На этот раз попадаю по носу снизу. Наверно, это больно, Паша не падает, но закрывает лицо руками и скулит как щенок. Я сразу ухожу, вот-вот звонок прозвенит.

Один урок мой противник пропустил, но на следующий пришёл. Нос у него на месте, кровь уже не идёт. Под левым глазом есть синяк, но он низко, почти на уровне рта, и не яркий. В общем, выглядит приемлемо.

На следующей перемене я громко рассказываю анекдот про альпиниста и апостолов Петра и Павла. Последнюю фразу «козёл ты всё-таки, Павел, и шутки у тебя козлячьи», произношу особенно выразительно.

Я не думаю, что противостояние закончилось. Он сильнее, а я ни одного удара толком пока не поставил. Надеяться можно на неожиданный удар. Карате как раз изначально было рассчитано на бой из одного-двух ударов. Эх, где моё прошлое кабанистое тело, так подходившее для коротких ударов вблизи. Впрочем, если вспомнить, каким я был в 15 лет… Не то, чтобы слабым – подтягивался 14 раз, а Виталик и один вряд ли может – но трусливым и неумелым – это точно.

Но опасность подкралась с другой стороны: комсорг класса, Света Русакова, собрала нас, весь класс, после уроков.

– Чесноков, расскажи нам о твоей драке с Лазаревым.

– Драка? С Лазаревым? А я тут при чём? Пусть Лазарев рассказывает про свои драки.