Второй список

Сименс уезжал вечерним поездом. Его провожали Барбара и Генриетта. — Сим, а как ты догадался насчет пластинки? — спросила Генриетта. — Догадался я еще в магазине, там висела реклама о новинке — пластинках, способных воспроизводить не только музыку, но и запахи. Но их было много, я не знал, которую из них купил Хук. Помогла Барбара с ее графологом. Это хоть какое-то, но доказательство. А впрочем, на мой взгляд, ничего не докажешь — это раз, а потом станет ли кто-нибудь доказывать — это два. — Ну и умен же ты, Сим, — восхищенно сказала Генриетта. — Да, он у меня такой, — подтвердила Барбара. Она знала, что у Сименса в кармане лежат два билета. — Генриетта, прости, но мы уезжаем вместе, — глаза Барбары чуть заблестели, — прости, так уж получилось! — Я вам принесла пирожных в дорогу, — Генриетта вынула из сумки пакет, — я догадалась, поздравляю. Сименс и Барбара молча смотрели вслед удаляющейся Генриетте, и жалость мучила их. «Как ты одинока, особенно теперь», — подумала Барбара. «И все-таки у нее очаровательная фигурка, — еще раз отметил про себя Сименс. — Время, время, вот чего нам вечно не хватает…» Поезд вез их в отвратительный город, грязный и удушливый. И лишь сияющая Барбара почти не давала места мрачным мыслям и плохому настроению. Она неумолчно щебетала, обсуждая, в основном сама с собой, детали их будущей жизни, их квартиру, мебель, ванну… Сименс наблюдал за ней, изредка высказывая свое мнение, кивая и удивляясь новому доброму чувству, родившемуся в нем так внезапно. «Сейчас о детях заговорит», — подумал он, так и не поняв, хорошо это или плохо. — Сим, а ты детей любишь? — услышал он. Сименс засмеялся и решил отделаться шуткой: — Да, конечно, люблю, но таких, как ты — взрослых и в меру наивных.' Барбара промолчала. Нет-нет, а в сознании Сименса возникало лицо Лейка, и что-то тревожное закрадывалось в его душу, охватывало его, унося из счастливого купе в кабинет шефа. Город неумолимо приближался-с его работой и заботами, счастье постепенно уступало ему место в мыслях и настроении. Голос кондуктора вывел его из задумчивости: — Газеты, газеты, вечерние газеты! Сименс решил воспользоваться ситуацией и увильнуть от роли слушателя счастливой женщины. Он открыл дверь купе: — Сюда, пожалуйста. Расплатившись с кондуктором, Сименс стал просматривать газеты. Брабара трещала и трещала, переодеваясь в халат. Полы халата задевали газету, его лицо, мешали читать, но Сименс терпел, с удовольствием вдыхая аромат духов Барбары. — Сколько тебе платят, Сим? — словно между делом спросила она. Но Сименс не ответил, зарывшись в газету. — Барбара, смотри, новости о Хуке-младшем. Он закрыл производство этих дешевых домов и срочно взялся за старое, но с большим размахом. Ну и хватка у него, — качая головой, возвестил Сименс, — деловой парень, ничего не скажешь. — Деловой, деловой, — откликнулась Барбара, — если бы Генриетта в свое время сумела вдолбить эту мысль Хенку, то, может, не ехали бы мы с тобой сейчас в этом купе. — Вот как, ты думаешь? — Уверена! — А что, Генриетта пыталась? — Да, пыталась, но сначала пыталась я, а так как он меня не послушал, то я попросила об этом Генриетту, она ближе к нему… у них было и духовное родство, — не удержалась от ехидства Барбара. — Сим, хватит о них, мы с тобой вместе — и это самое лучшее, что мы могли извлечь из этого, как я поняла, совершенно бесперспективного расследования! Она обняла Сименса, прижала его к себе и повалила, веселясь как девочка. Он тоже расхохотался, приняв игру, газеты смялись под их тяжестью, и лицо Хука-младшего, поданное на первой полосе крупным планом, сморщилось в обиженную виноватую гримасу.