Второй шанс

– Не напрягайся, Вуд. Можем, говорить по-английски. – Дэниэл отодвинул соседний стул, и посмотрел на Кристину. – Садитесь с нами, если хотите.

Монахова смерила его быстрым взглядом.

– Нет, не будем мешать, – она вежливо отклонила предложение, и взяв Вуда под локоть, повела к самому удаленному от них столику.

– Вот и поговорили, – невесело усмехнулся Дэниэл, взглянув на поникшую Лизу. Женщина плеснула себе водки и одним махом выпила.

– Не бери в голову. Все равно с ними говорить не о чем, – иронично сказала она. – Я ничего не понимаю в живописи, а у них – это основная тема.

– Почему тебе не нравится Вуд? – спросил Дэниэл, краем глаза наблюдая за Кристиной и ее спутником. Как истинный джентльмен, Вуд отодвинул перед своей дамой стул, помог сесть, придерживая за руку. Нормана даже передернуло. Адамс подал Кристине меню, снова накрыл ее руку своей огромной ладонью. Кристина улыбнулась ему, открыто, искреннее, тепло. А Дэниэл думал, что она разучилась так улыбаться. Все же умеет. Не всем, не ему. Хорошо.... Нет, обидно. Заслужил, скотина, сволочь, но обидно, черт возьми. Когда-то очень давно все принадлежало ему: каждая улыбка, каждый вздох, каждая черточка ее напряженного лица.

Пепел с сигареты упал прямо в стопку с водкой. Но Дэн не заметил. Лиз не ответила на его вопрос, и наблюдала за ним, пока он наблюдал за Кристиной. Медленно, очень медленно безукоризненный профиль Крис расслаблялся, взгляд становился мягче, движения свободней. Сейчас она уже не походила на манекен из витрины. Холодный, красивый, бесчувственный манекен. Живая и теплая. Такая, какой он ее запомнил.

– Дэниэл! – тихо окликнула его Лиза. Дэниэл, вздрогнув, посмотрел в пронзительные и глубокие голубые глаза. Эта женщина каким-то чудом сумела разгадать его. Не полностью, но частями. То, что он хотел показать. Но даже эти мелочи до нее не разглядел никто.

– Наверное, я бы влюбился в тебя, не будь ты лесбиянкой. – Неожиданно признался он. Это было правдой. Слишком много одиноких лет. Сердце устало от пустоты и мрака. Не осталось ни злости, ни ярости. Те, кто создали чудовище, успокоились, усыпив зверя в нем.

– Вряд ли, – усомнилась Лиза, лукаво улыбаясь. – Любовь – это химия. Если притяжение не возникает сразу, то ничего не выйдет.

– Не согласен, – задумчиво покачал головой Дэниэл. – А как же пары, которые только с годами понимают, что их связывают крепкие чувства?

– Это другое. Ты путаешь, дорогой, привычку и уважение со страстью. Любовь – это страсть, это сумасшествие, которое на какое-то время заполняет душу и сердце до отказа, не оставляя места ничему и никому, кроме желанного объекта, а потом остается пустота и обломки. Волна, набрасываясь на берег, все же возвращается в море, забирая с собой лишь мелкие камушки и песчинки. Волна остается волной, а берег берегом. Ничего не меняется. И все же чего-то не хватает.

– А как же ракушки?

– Ракушки?

– Да. Ракушки. Волна оставляет ракушки на береге, тину, кусочки водорослей. Значит, тут существует некий обмен. В чем же потеря?

– Это сложно объяснить, пока не почувствуешь, – философски заметила Лиза. При этом ее лицо просветлело, разгладив легкие первые морщинки вокруг глаз и губ. Так странно.... Красивая женщина, рассуждающая о любви, страсти, привычках и уважении, как настоящий романтик, и вдруг – лесбиянка? Где справедливость? Скольких мужчин она могла бы сделать счастливыми? Образумить, научить любить. Ответ пришел сам. Мало, кто из современных мужчин понял бы. Никому не нужна романтика. Он и сам такой. Просто минутная слабость. Слишком много выпито.

– Почему ты думаешь, что я не пойму? Считаешь, что я не любил? – спросил Дэниэл, закуривая новую сигарету и не давая серому облаку вокруг них рассосаться.

– Любил, – кивнула Озерова, широко распахнутыми глазами глядя на него. – Но не так, как нужно. Когда к любви примешивается ненависть и злоба, это чувство способно убить и носителя, и объект. Не могу понять, Дэниэл. Вижу тебя, слышу тебя, чувствую в тебе много противоречивого и опасного, но не могу понять одного. Как ты мог завести интрижку с женщиной, подобной Виктории Норман? Красивая и пустая, холодная и оттого не разборчивая в своих истинных желаниях. В ней нет глубины, не было. Боюсь, она так и не поняла, что сотворила с вашими жизнями.

– Лиз, ты вступаешь на опасную почву, – взгляд Дэниэла Нормана поледенел, в уголках губ застыла холодная жесткая непреклонность.

– Ты так же избегаешь болезненной темы, как и Кристина. Прятать голову в песок – не лучший выход. От меня не зачем скрываться. Я знаю о тебе самое худшее.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – резко ответил Дэниэл, опрокидывая в желудок стопку водки, смешанную с пеплом от сигареты. – Считаешь меня злодеем?