Второй после Мадары (СИ)

Похоже, кровь остановили — по бокам больше не текло. Да и голова работала чуть получше. Вот только всё тело адски ныло, а на груди как будто вовсе не было кожи — чудовищное ощущение.

Прошло не меньше двадцати минут, — по вечность каждая, — прежде чем появилась знакомая на вид девчонка в белом халате и со шприцем в руке. Похоже, упомянутая Сакура.

— Давно не виделись. — Взгляд её метал огонь, рот кривился едкой усмешкой.

— Мм, — было единственное, что Обито мог выдавить, прежде чем задохнулся от боли.

Задеты лёгкие — вот почему так сложно говорить и дышать, — дошло до него.

Кажется, увидев, как страдальчески исказилось лицо пациента, Сакура несколько смягчилась и проглотила следующую заготовленную издёвку. Её взгляд обеспокоенно заметался по его груди, собственные руки она пока не использовала.

— Где больнее всего? — скорее машинально, профессионально коротко бросила она, чем из жалости. Её голос был уже чуть мягче, но строгость никуда не делась.

Обито неопределённо кивнул на грудь.

— Посередине? Выше? Ниже? Если не можешь говорить, на пальцах покажи.

Не без труда Обито разогнул два пальца на левой руке — туго зафиксированной, как и все остальные конечности, и прямо показать ею нужное место было невозможно. Правая же и вовсе всегда слушалась хуже.

— Значит, верхняя треть.

Даже не останавливаясь, чтобы примериться, девушка профессиональным движением перевернула шприц, ввела иглу в большую мышцу груди, чуть выше левого соска, и быстро, совершенно не больно, выпустила лекарство. «Почти в сердце», — подумалось Обито.

И что же это было, если не анестетик?

— Глаза слезятся и, насколько я могу судить, воспалены. Предполагаю, от перенапряжения. Хотя лучше бы они вообще не открывались. Никогда. — В её голосе звякнул металл. Сакура хмурилась и как будто сама смущалась своей грубости одновременно. — Но раз уж я здесь, осмотрю. — Она неуловимым движением извлекла из кармана халата небольшой фонарик и приблизилась к лицу Обито.

В первое мгновение её брови дрогнули: жалость — одна из двух эмоций, которую видел Обито при первом прямом взгляде людей на своё лицо. Вторая — страх. Либо жалость, либо страх. А чаще — сначала страх, затем жалость. Отклика это никакого внутри не вызывало. Просто подобная информация помогала делать выводы о том, что представляет собой тот, кто перед ним.

Отдать должное Сакуре — это выражение возникло всего на долю секунды и мгновенно — профессионально — сменилось серьёзной сосредоточенностью. Страха не было: она повидала всякое.

Обито поддался осмотру, Сакура ненадолго ослепила его фонариком. Сначала шаринган. Риннеган смотрела дольше. У Обито затекла шея, он поёрзал — и внезапно осознал, что боль частично отступила. Больше не хотелось умереть во время каждого движения. Вероятно, им пришлось-таки выделить на него дефицитное обезболивающее ради возможности устроить долгий допрос.

Зато благодаря этому теперь Обито мог поднять голову и посмотреть, что с ранами. Почти весь торс был перебинтован, больше половины бинтов уже опасно сырые, красные.

Всё время с момента завершения осмотра глаз и пока он себя разглядывал, хмурая Сакура напряжённо и задумчиво вглядывалась в его лицо. Казалось, она пытается принять какое-то решение и прикидывает варианты.

Обито прервал её размышления:

— Почему я… ещё жив? — Глотка пересохла, он совсем охрип. До одури хотелось пить.

«Раз ты до сих пор не по­пытал­ся сбе­жать, зна­чит, с чак­рой по­ка проб­ле­мы», — раз­мышля­ла Са­кура. Про­цесс при­нятия ре­шения был за­вер­шён.

— Ска­жи спа­сибо, но не мне. В лю­бом слу­чае, ра­но ра­ду­ешь­ся. Сей­час я сде­лаю пе­ревяз­ку и пос­мотрю, что там. Нас­коль­ко я знаю, ран ник­то не про­мывал, так что, вероятно, осталось тебе недолго.

Он на удивление тер­пе­ливо пе­ренёс сня­тие бин­тов, хоть Са­кура и не це­ремо­нилась. Со­бытия на по­ле боя всё от­чётли­вей прос­ту­пали в её па­мяти. Впер­вые в жиз­ни ей хо­телось не об­легчить стра­дания па­ци­ен­та, а уси­лить. А ещё луч­ше — свер­нуть ему шею. За всё, за всех.

Но по­ка бы­ло нель­зя.

Сде­лав глу­бокий вдох, Са­куре приш­лось взять се­бя в ру­ки.

Ра­ны выг­ля­дели пло­хо. Глу­бокие V-об­разные бо­роз­ды ши­риной с пол-ла­дони: две на гру­ди, од­на на жи­воте, — тя­нулись от пле­ча до пле­ча и на глазах наполнялись кровью, за ис­клю­чени­ем бе­лой по­лови­ны тела. Поч­ти та же кар­ти­на была на спи­не, толь­ко всюду въелась земля, мешалась с кровью. Последней было столь­ко, что не удавалось понять, есть ли инфекция. Но опыт подсказывал, что не могло не быть.

«На­вер­ное, труд­но это тер­петь», — не­воль­но по­сочувс­тво­вала Са­кура, на мгно­вение за­быв, что пе­ред ней убий­ца. Убий­ца многих и многих шиноби, её друзей. Но только на мгновение. Встрях­нув го­ловой, она сно­ва воз­ро­дила в се­бе злость.

С по­мощью губ­ки и металлической чаши с во­дой Са­кура на скорую руку смы­ла столь­ко зем­ли, сколь­ко смог­ла, ос­таль­ное сма­зала ан­ти­сеп­ти­чес­кой смесью, втирая прямо в сочащуюся кровью взрыхлённую плоть. За­пах­ло мя­той.