Второй Император

– Вот видите, нет нужды усложнять простое, – возразил аптекарь. – Однажды Лао-цзы путешествовал со своим учеником. Присев у дороги, он увидел череп и сказал ученику, указывая на него: «Только он и я знаем, что ты не рождался и не умрешь, и поэтому мы счастливы». – «А как же остальные?» – спросил ученик. – «Череп и мастер знают истину за пределами смерти и рождения, остальные еще в пути», – ответил Лао-цзы.

– По-моему он назвал остальных глупцами, – вставил свое доктор Ли.

– А что это меняет? Важен опыт и факт абсолютного знания мастера, – подчеркнул мастер Вейюан.

– Любой опыт, даже самый невообразимый, может быть иллюзорным, как и любое знание может быть неполным. Я бы сказал, оно и должно быть неполным, ибо что такое мера знания? – произнес доселе молчавший Минж. – Я даже уверен, за пределами жизни и смерти есть много чего, превосходящего человеческие возможности познания. Мудрец не изрекает конечных истин, а лишь то, что видит, понимая, что он ничтожно мал и ограничен как человек, хотя и постиг несколько больше других. И всегда допускает, что, возможно, не совсем удачно постиг, если он действительно имеет чистый ум. Или не пришло еще время, – заключил Минж.

После этих слов кое-кто за столом остался сидеть с открытым ртом. И только еврейские купцы слегка улыбнулись, незаметно кивнув друг другу.

– Осуществление недеяния всегда приносит спокойствие, но если доброе не является таковым, то кто определил, что спокойствие, это как раз то, что необходимо человеку, – продолжил Минж. – Пусть даже оно открывает тысячу дверей, где уверенность, что в них необходимо заглянуть? Может, там для человека и нет ничего.

– Да, возможно, там пустота… – намекнул аптекарь. – Лао-цзы сказал: «Дао – это пустой сосуд, но в применении – неисчерпаемо, бездонно». Я наблюдаю тени сновидений, оставаясь пустым изнутри, подобно зеркалу, которое не цепляется за отражения, – красиво процитировал он не то свою мысль, не кого- то из великих.

– Я не считаю это достижением, – в тон ему возразил Минж. – Возможно, вокруг пустота. – Минж наглядно пощупал воздух вокруг себя. – Мы находимся в мире до той поры, пока связаны с ним, питаясь им, поддерживаем жизнь. А вокруг – бездна! Упавшему в реку надобно грести, иначе он утонет. Грести не из страха смерти, а из-за страха потерять жизнь. И это существенно.

– То есть, вы несогласны с Лао-цзы? – горько скривил губы аптекарь Вейюан.

– Слишком много слов сказано о том, чего нет, – ответил Минж.

К этому времени были поданы блюда, и хозяин предложил гостям приступить к трапезе. Вкус угощений заслуживал всяческих похвал, особенно петух, запеченный по особому, только повару известному рецепту. Гости хвалили еду и благодарили хозяина. Господин Гуожи велел позвать повара. Тот пришел, сдержанно выслушал похвалу, но тень на его лице говорила о том, что он чем-то озабочен. Господин Гуожи поинтересовался о причине, и выяснилось, что у повара пропал сын. Главный министр, не раздумывая, отдал приказ: несколько десятков слуг и множество охраны тут же отправились на поиски отрока. Повар поблагодарил хозяина и пообещал назавтра приготовить петуха еще получше.

Понятное дело, после этого случая, тем более после вкусного и сытного обеда, за столом уже никто не зачинал серьезных духовных разговоров: даже аскет Вейюан нахваливал петуха, запивая его раз по разу вином, споря о составе специй с доктором Ли и пытаясь определить их на вкус.

После обеда гости вышли на террасу, где им снова предложили чай и вино. В свободном режиме велись разговоры о разном: южане говорили об урожае, об удобрении почвы и мелиорации; родня с запада – о векселях и об организации частных банков; доктор Ли – о прививках от оспы и необходимости воздержания при сладкой моче; художники рассуждали о воплощении в живописи настроений и переживаний человека, отражении его чувств и эмоций, о целостности и неуклонной точности образа.

Не желая слушать болтовню, Минж прошел в дальний угол террасы, которая являлась продолжением гостиной, но вслед за ним подались еврейские купцы, и один из них, тот у которого была дочь на выданье, накручивая на палец локон у виска, поинтересовался о здоровье.

– Все в порядке, чувствую себя значительно лучше, – ответил Минж, понимая, что это только прелюдия.

Наблюдая за купцами еще за обедом, Минж заметил, что они не проявляли особого интереса к разговору и кивали головами только ради приличия. Поведение их было сдержанным и осторожным, без эмоций: чувства, где-то глубоко, отчасти просто недоступны. Оживились странные купцы только, когда он резко возразил аптекарю. Всколыхнулась гладь души, дохнуло в лицо все с той же необъяснимой терпкой горечью – Минж ощутил ее прямо на губах. И поэтому, естественно, ожидал продолжения разговора.

– Но что за интерес говорить о моем здоровье, мне же не семьдесят, как господину Вейюану.

– Мы заметили, вы с ним не очень ладите, – произнес один из купцов.

– С ним или с его Дао?\

– Как сказал Лао-цзы, отрицающий Дао в расцвете сил выглядит дряхлым, – заметил второй, смеясь. – Не оттого ли вам нездоровилось?