Второй эшелон. След войны

Знакомство состоялось, и Быстров был удовлетворен его результатами.

Новое руководство уделяло внимание вопросам снабжения курсантов предметами вещевого довольствия, но делалось это чрезвычайно мягко, вроде напоминаний, и нередко нерадивые снабженцы, знакомые с жесткой требовательностью Кислякова, оправдывались ссылками на трудности военного времени, этим довольно распространенным громоотводом.

Очередная инспекция вновь, и совершенно правильно, отметила неряшливый вид многих курсантов, и Быстров, выведенный из терпения, обратился к начальнику:

— Товарищ полковник, я решительно недоволен бездеятельностью вашего помощника по снабжению. И требую…

— Вы требуете? От начальника требуете?

— Да, и не мелочи. Отсутствует материал на подворотнички, нет крючков, петель, пуговиц, даже иголок и ниток…

— Я уже дал указание…

— Указаний, товарищ полковник, больше чем достаточно, но дело не меняется. На улице ноябрь, а девяносто курсантов не имеют белья, ходят в трусах и майках, вовсе нету теплого белья, многие в неисправной обуви… Короче говоря, я прошу разрешения проверить склад вещевого довольствия и всю переписку по вопросам снабжения…

— Вот как? Идите, о результатах мне доложите. И имейте в виду: я не факир, по мановению палочки училища не переделаю…

На складе оказалось четыре котелка с крючками и петлями, три котелка пуговиц, немалое количество рукавиц и белья. На вопрос, почему все это не выдано ротам, старшина, заведующий складом, дал убедительное объяснение: — «Для отпуска нужна накладная, а накладных нет». Вот они, «трудности военного времени»!

Котелки с крючками, петлями и пуговицами были доставлены в кабинет начальника училища, и Быстров настоял на немедленном приглашении начальника снабжения, начальника вещевого довольствия и начальника политотдела, чтобы, наконец, виновные были наказаны и даны заявки в округ на недостающее.

— Вы, полковник, можете идти. Я тут сам разберусь.

Но какие бы трудности война ни выставила, ни разу не случалось, чтобы курсанты своевременно не обеспечивались учебными пособиями, бумагой, положенным количеством тетрадей, карандашами, резинками, клеем, красками, мелом, кнопками. Училище полностью обеспечивалось компасами, угломерами, стереотрубами, буссолями, визирными линейками, а минометные роты — седлами, повозками. Имелись также все виды вооружения, нужное количество тола, взрывателей, шнура. Ходил слух, что это личная заслуга заместителя наркома обороны по кадрам, принявшего на себя обеспечение учебного процесса.

Время было тяжелое, и было бы преступлением забывать тяжести, волнения, тревоги и горести тех лет. Но это одна только сторона. Это время было годами самомобилизации всего дееспособного в народной среде, невиданного взлета патриотизма, поисков все более эффективных приемов труда. Подготовка будущих офицеров была частью этой общенародной заботы.

С какой радостью Быстров сообщил преподавателям для передачи всем курсантам новость: вместо восьми довоенных станкочасов сейчас нарезы в пулеметных и винтовочных стволах производятся за три минуты. Понимаете — три минуты!

В училище патриотизм часто проявлялся так:

— Товарищ полковник, прошу принять меня по личному делу.

— Хорошо, товарищ капитан, но только после девяти часов вечера. Остальные часы, извините, расписаны.

И он пришел ровно в двадцать один час. Знал уже, ни минутой позже, ни минутой раньше его не примут. Он бы и позже пришел, даже за полночь, и Быстров уже предвидел долгий, мучительный разговор:

— Я прошу отправить меня на фронт. Мне нужно ваше ходатайство.

— Нет, не напишу. Я не начальник училища.

— Попросите его.

— Нет, не попрошу. Вы не знаете приказ наркома о кадрах военных учебных заведений…

— Но в порядке исключения…

— Исключения? Допустим, что все это зависело бы от меня, но и тогда даже в порядке исключения, я бы вам отказал. Вы нужны здесь, здесь ваше место.

— Мой старый отец на фронте, а я, здоровый болван, околачиваюсь в тылу.

— Не околачиваетесь, а готовите командные кадры для фронта. По методической подготовленности курсантов ваша рота одна из лучших в училище.

— Не отпустите, запьянствую и завалю роту.

— Вот этого, капитан, как раз вы не сделаете, не посмеете. Напомню — ваш старый отец на фронте.

И так один, два, три, десять. И никому тут на дверь не укажешь. Быстров сам стремился на фронт, писал об этом и просился. С ним разговаривали кратко, а бывало — на дверь указывали. Но он этот прием отвергал.

Случалось, звонит командир батальона:

— Группа курсантов от учебы отказывается, просится на фронт.

— Начальнику политотдела докладывали?

— Да, но они просят вас.

Пойдешь, конечно, и опять тяжелый, долгий разговор, до ясного ответа: «Мы поняли, будем учиться».