Аркадия с трудом сдерживала слезы. Ее собственный отец ей не доверяет. И этот проклятый транскрибер… она позабыла его выключить, потому что этот дурень пялился в окно. А теперь отец начнет произносить длинные увещевания насчет того, чего не полагается делать юным дамам.
Похоже, им вообще ничего не позволяется делать — разве что удавиться.
— Аркадия, — мягко сказал ее отец, — мне пришло в голову, что молодая барышня…
Так она и знала. Так она и знала.
— …не должна вести себя столь нагло по отношению к более старшим.
— А чего он подглядывал в мое окно? Молодая барышня имеет право на уединение… Теперь мне придется диктовать это проклятое сочинение с самого начала.
— Это не твое дело — выяснять, имеет ли он право лезть в твое окно. Ты просто не должна была пускать его внутрь. Ты должна была сразу же позвать меня — тем более если думала, что я жду гостя.
Аркадия раздраженно бросила:
— Лучше бы ты с ним вообще не встречался. Все это глупости. Если он будет лезть в окна, а не в двери, он выдаст все секреты.
— Аркадия, никому не требуется твое мнение о секретах, про которые ты ничего не знаешь.
— Очень даже знаю. Это Второе Установление, вот и все.
Наступило молчание. Даже Аркадия ощутила нервное покалывание в животе. Доктор Дарелл мягко спросил:
— Где ты об этом слышала?
— Нигде. А о чем еще можно так секретничать? Можешь не беспокоиться, я никому не расскажу.
— Господин Антор, — сказал доктор Дарелл, — пожалуй, мне следует извиниться.
— О, все в порядке, — ответ Антора прозвучал довольно фальшиво. — Если она продала себя силам тьмы, то это не ваша вина. Не будете ли вы возражать, если до того, как мы уйдем, я задам ей один вопрос. Госпожа Аркадия…
— Чего еще?
— Почему лезть в окна вместо дверей вы находите глупым занятием?
— Потому что вы демонстрируете как раз то, что пытаетесь скрыть, и очень глупо. Если бы у меня была тайна, я не стала бы заклеивать себе рот и тем самым всячески демонстрировать, что у меня есть тайна. Я бы говорила столько же, сколько всегда, но на другие темы. Вы никогда не читали афоризмов Сальвора Хардина? Он, знаете, был нашим первым мэром.
— Да, знаю.
— Так вот, он говаривал, что преуспеть может лишь та ложь, которая не стыдится себя самой.
Он также говорил, что ничто не обязано быть правдой, но все должно звучать правдиво. А когда вы лезете в окно, то это — ложь, которая стыдится самой себя и не звучит правдиво.
— Так что же сделали бы вы?
— Если бы я захотела увидеть своего папу по совершенно секретному делу, я бы открыто познакомилась с ним и встречалась по вполне обыденным поводам. А когда все знали бы о вас все, и ваши контакты с моим отцом сделались бы самым обычным делом, вы могли бы перейти к каким угодно секретным делам. И никто не подумал бы вас расспрашивать о чем бы то ни было.
Антор как-то странно посмотрел на девочку, потом на доктора Дарелла и сказал:
— Пойдемте. У меня есть с собой портфель, который нужно подобрать в саду. Погодите! Еще последний вопрос. Аркадия, у тебя под кроватью в самом деле есть бейсбольная бита?
— Конечно, нет.
— Гм. Я в этом не уверен.
В дверях доктор Дарелл остановился.
— Аркадия, — сказал он, — когда ты начнешь переписывать свое сочинение о Селдоновском Плане, учти, что не надо напускать излишней таинственности в связи с твоей бабушкой. И вообще о ней не стоило бы упоминать.
Он молча спустился по лестнице с Пеллеасом. Внизу гость спросил напряженным тоном:
— Простите меня, сударь — сколько ей лет?
— Позавчера исполнилось четырнадцать.
— Четырнадцать? Великая Галактика… Скажите, говорила ли она, что когда-нибудь намеревается выйти замуж?
— Нет, не говорила. Во всяком случае, мне.
— Что ж, если она возымеет такое намерение, пристрелите его. Я имею в виду того человека, за которого она соберется выйти, — он искренне посмотрел доктору в глаза и добавил: — Я говорю серьезно. Самое страшное, что может случиться с мужчиной — это жить бок о бок с таким существом, в которое она превратится по достижении двадцати лет. Разумеется, я не хочу оскорбить вас.
— Вы меня не оскорбляете. Я думаю, что понял смысл ваших слов.
Наверху нежный объект их критики, объятый навалившимся чувством усталости, обратился к транскриберу и уныло произнес:
— Будущееселдоновскогоплана.
С бесконечным апломбом транскрибер обратил это в элегантное, витое рукописное заглавие: «Будущее Селдоновского Плана».
8. Селдоновский План
Местоположение комнаты в данный момент несущественно. Достаточно пояснить, что именно у данной комнаты, больше, чем у какого-либо иного помещения, есть основание считаться местопребыванием Второго Установления.
На протяжении веков в этой комнате обреталась чистая наука — и все же комната не располагала ни одним из устройств, с которыми тысячелетиями ассоциируется наука. В данном случае наука имела дело только с математическими[5] концепциями, в том стиле, который был сходен с размышлениями людей, живших в стародавние, доисторические времена, до появления технологии, до того, как Человек покинул свой единственный, ныне позабытый мир.