Второе пророчество

— Прости за каламбур, но через пару дней ты тут волком завоешь от моей стервозности…

— Не-а, — галантно парировал он, ловя мою руку и целуя в серединку ладони, — не наговаривай на себя почем зря. Я ведь знаю, что женщины бывают просто стервозные, очень стервозные и ужасно… — Он замолчал, складывая губы умильным бантиком.

— Ну, — со смешком потребовала я, — договаривай уж давай, если заикнулся.

— И ужасно любимые! — торжественно закончил он, опускаясь передо мной на одно колено. — О, госпожа моего сердца, ты самая прекрасная из всех стерв и самая стервозная из всех красавиц этого мира! — мелодичным речитативом завел он. — Я люблю тебя, я тебя обожаю. Млею от воспоминаний о твоей нежной груди, о твоих шелковистых бедрах, об упругом животе, стройных ногах и…

— Это у тебя уже не любовь, а какая-то анатомическая инвентаризация получается! — неловко пошутила я, специально обрывая поток его восхвалений и опасаясь — до описания каких еще интимных уголков моего тела он способен дойти. Но Рейн упрямо отсалютовал мне початой бутылкой вина и предупреждающе откашлялся, видимо намереваясь немедленно продолжить поток дифирамбов.

— А твой любовный бутон… — нараспев выдал он, — услада мужской страсти…

Я залилась багровым румянцем смущения…

— Бдзинь! — громко звякнула вдребезги разбитая бутылка, орошая пол бордовым потоком отлично выдержанного «Виллани вёрёш».

— Стрелы Аримана! — зарычал Рейн, отбрасывая в сторону бутылочное горлышко, оставшееся у него в руке, сталкивая меня с корзины и закрывая своим телом. — Вот мерзкие отродья, такое вино угробили…

Напавшие на нас ликантропы сбили закрывающие окно мешки. Пули жужжали над нашими головами, выщербляя стены и портя запасенный в подвале товар. А мне вдруг стало совсем не страшно, потому что я ощутила — на сей раз смерть подобралась совсем близко и теперь забавляется напропалую, придирчиво отмеряя отведенный нам срок. И мне ужасно захотелось обставить эту старую дуру, ибо я почти ничем не отличалась от нее внешне — тоже имела косу и могла похвастаться чуть менее эффектной худобой. Но зато я обладала значительным преимуществом: была намного моложе и, стало быть, красивее и выносливее. А красота для женщины — уж что-нибудь да значит!

— Идиоты! — долетел до нас гневный вопль моего мужа. — Кто дал вам команду стрелять? Убью гада! Прекратить огонь! — И он добавил уже совсем другим тоном, медоточиво и преувеличенно заботливо: — Любимая, ты не пострадала? Я так по тебе соскучился… Ты меня не ждала, случаем?

— Не ждала? — с издевкой хохотнула я. — А как же! Да я даже перестала тебя ненавидеть. Ведь для того, чтобы ненавидеть, нужно уважать объект ненависти. Вадим, я тебя презираю!

— Не ершись, дорогая! — снисходительно порекомендовал муж. — Все равно ты от меня никуда не денешься. Так что давай решим наше маленькое дельце без кровопролития, тихо, по-семейному. Выходи-ка ты из этого подвала сама, добровольно, и не вынуждай меня суетиться. — Последняя фраза прозвучала на редкость лениво, с этаким обманчивым миролюбием.

— Фиг тебе! — нагло отбрила я, с опаской косясь на автоматные дула, демонстративно маячившие перед разбитым окном. — Пойди в больничку, полечи свою манию величия для начала!

— Лучше наслаждаться манией величия, чем страдать от комплекса неполноценности! — амбициозно откликнулся Вадим. — И скажи мне спасибо за то, что я избавил тебя от неуверенности в себе…

— Как это? — не поверила я. — Ты хочешь сказать…

— Да, именно! — звонко рассмеялся он. — Я и хочу тебя, и скажу… Долго же до тебя доходило, любимая!

— Так, значит, — недоверчиво начала я, — ты все спланировал заранее? Но… нет, я тебе не верю!

— Почему? — непритворно изумился он. — Привыкай к мысли, что твой муж — гений! — Смерть от скромности ему явно не грозила. — Я долго искал твои следы, хитроумно заметенные Львом Казимировичем, но в итоге все-таки узнал про Екатеринбург и вознамерился покорить твое сердце. Полагаю, самый удобный и прямой путь завоевать доверие женщины — это внушить ей чувство любви. Согласись, кошечка моя, ты влюбилась в меня по уши! — В его голосе проскользнули самодовольные нотки. — И быстренько выскочила за меня замуж. О, поначалу меня постигло жесточайшее разочарование, ибо ни морально, ни внешне ты ничуть не походила на будущую спасительницу человечества. Но, признаюсь откровенно, позднее я разглядел в тебе многообещающие задатки великой личности: терпение, преданность, упрямство, выносливость и адскую смесь крайней неуверенности в себе с постоянно прорывающейся наружу природной дерзостью. Ты просто чудо, радость моя!

— И тогда ты решил сделать из меня бойца? — догадливо продолжила я.