Второе пророчество

Мне казалось, будто я — сплю. Я не могла пошевелить ни рукой ни ногой, но при этом отчетливо понимала все происходящее возле меня. Я помнила боль от удара по голове и сменившую ее темноту, а затем немного отвлеченно, как бы со стороны наблюдая за своим телом, следила: вот надо мной суетится молодой врач, вот меня везут в машине и выгружают во дворе темного дома. Вот меня заносят в какую-то комнату, раздевают и укладывают на стол, прикрыв грязной простыней. А мне холодно, одиноко и тоскливо, хотя почему-то совсем не страшно… Но я быстро засыпаю, ощущая странный зуд в разбитой голове и жжение в области груди, причиняющие мне скорее неудобство, чем страдание. И мне хорошо, мне совсем не хочется просыпаться…

Мысли об очаровательной покойнице не покидали Геннадия ни на минуту. Закончив некогда, в отдаленном прошлом, два курса медицинского училища, он считал себя намного образованнее своих закадычных собутыльников и соучастников — Васьки с Ванькой, а посему являлся признанным лидером их маленькой шайки. Необременительная работа в морге, не требовавшая от исполнителей ничего, кроме физической выносливости и крепких нервов, приносила неплохой доход, позволяя жить в относительном достатке. С учетом незаконно экспроприированного у покойников имущества, средств Геннадию хватало не только на ломоть белой булки и кусок «докторской» колбасы — скопив денежек, он купил небольшую однокомнатную квартирку, расположенную в удобной близости к месту работы. Он действительно любил не какую-нибудь другую, а именно «докторскую» колбасу, усматривая в этом некую извращенную насмешку над своей крайне специфической профессией, а также водку, папиросы «Беломорканал» и красивых женщин. Самая бессмысленная вещь в мире — это реклама водки.

В отличие от своих практически не просыхающих друганов пил Геннадий не много, точнее, весьма умеренно, нахватанными по вершкам основами медицинских познаний убеждая себя в том, что спиртное не только не вредно, но даже полезно для здоровья — дескать, выводит оно из организма шлаки всякие и тяжелые металлы. А в то, что от водки можно умереть или деградировать, санитар не верил принципиально, чего бы там ни утверждал демонстративно игнорируемый им Минздрав. Васька и Ванька не в счет, они дебилы от рождения. А читая надписи на похоронных венках, привозимых к моргу скорбящими по усопшим родственниками, Геннадий лишь еще больше укрепился в своем бесхитростном убеждении, ибо предназначенные для умерших траурные ленты утверждали: «От жены», «От коллег», «От любящей тещи». Вот и выходило: «от водки» — еще никто и никогда не умирал. От чего и от кого угодно — да, но только не от нее, родимой!

Вскоре Геннадий понял, что кроме двух первых основополагающих факторов в жизни любого здорового мужчины — денег и спирта — морг способен обеспечить его еще и третьим вожделенным товаром, а именно — женщинами. С живыми дамами у недоучившегося медика складывались крайне неровные отношения — то цветы им подари, то в кафе своди, то на трамвае за свой счет прокати. В общем, сплошные капризы, расходы и хлопоты, а пользы — фиг да маленько. Каждая так и норовит пожрать и выпить за счет распаленного страстью кавалера, а потом его же и продинамить, то бишь — ему отказать. Ишь недотроги! И только поступающие в морг мертвячки не просили ничего, не ломались и не строили из себя бог весть кого. Да и не отказывали они никому и никогда — уж это стопроцентно. И вскоре Геннадий привык к их холодным неподвижным и негибким телам… Словом, жизнь сияла всевозможными радужными красками, не обещая в будущем ничего непредсказуемого или неприятного. Впрочем, так обстояло только до сегодняшней ночи…