Второе послание Петра и Послание Иуды

Но при этом мы нередко проходим мимо неверного понимания христианской свободы, которое состоит в том, что если мы оправданы превосходящей всякое разумение благодатью Божьей, то можем наслаждаться новыми взаимоотношениями с Богом, а идея закона и послушания теряет свой смысл. Бывшие консерваторы внезапно ощущают возможность совершать поступки, которые ранее они считали недопустимыми. Телевидение любит показывать христианских руководителей, чье чувство духовной уверенности столь сильно, что они позволяют себе наслаждаться разными запретными плодами. Более радикально настроенные умы задаются вопросом, что же делать с теми частями Нового Завета, которые запрещают поведение определенного толка на основании требований закона. Должны ли мы рассматривать это как пережитки ветхозаветного мышления и считать, что новозаветный автор не смог полностью охватить смысл Благой вести? Должны ли строгие требования Павла, ограничивающие половые отношения гетеросексуальным браком, быть устранены, как в случае с обрядом обрезания? Обеспокоенные этим христиане думают, что они потеряли ключ к христианскому возрастанию и твердой вере, а потому переходят от одного «гуру» к другому в поисках возможности соприкоснуться с Богом, чтобы Он изменил их. Некоторые даже утверждают, что обрели опыт, позволяющий им не грешить, а потому та борьба, о которой пишет Петр, их не касается.

Когда мы сталкиваемся с такими представлениями, связь между личной внутренней «верой» и внешним видимым «послушанием» нарушается. Люди говорят, что, будь их вера такой, как у ранних христиан, им не нужно было бы вести себя так, как вели себя ранние христиане. Удобно противопоставить якобы простое, освобождающее благовестие и этику Иисуса якобы сложному, ограничивающему богословию более позднего Нового Завета, вина за которое обычно возлагается на Павла. Тем самым дается разрешение заново истолковывать требования Нового Завета и утверждать, что они, независимо от того, насколько верно они выражают понятие христианского послушания, вряд ли так уж актуальны. Иными словами, Евангелие можно свести к нескольким упрощенным фразам и лозунгам, а те части Нового Завета, где выдвигаются определенные требования, можно просто игнорировать.

Такая позиция в корне ошибочна. Она совершенно необоснованно отделяет первых христиан от Иисуса, Чье учение действительно было очень сложным, с точки зрения богословия [50]. Это открывает дверь разрушительному либерализму: ведь если бы первые христиане не имели достаточно ясных представлений о своей этике, то они неизбежно не имели бы также ясных представлений о своем учении. Если у нас нет одного, то нет и другого. В отношении Второго послания Петра чрезвычайно важно понять, что первые христиане не могли отделять веру от образа жизни именно в силу неразделимости в их учении богословия и нравственности [51]. Петр мог бы сказать, что если мы верим в то, во что верит он, то мы должны и вести себя так же, как он. Если же мы не видим в этом необходимости и не хотим следовать его предписаниям, значит мы на самом деле верим в другое, ложное евангелие.

Один из главных постулатов послания Петра состоит в том, что твердо укоренившаяся христианская вера должна радикальным образом влиять на наше поведение. Мы будем все больше стремиться угодить Иисусу Христу, а не просто полагаться на Его любовь. В данном разделе Петр показывает, что наша вера, если она подлинная, влечет за собой целый ряд глубоких внутренних изменений, помогающих нам удовлетворить нашу жажду Бога.

1. Правильно действующий христианин (1:5–9)

5 То вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, 6 в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, 7в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь. 8 Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа; 9 а в ком нет сего, тот слеп, закрыл глаза, забыл об очищении прежних грехов своих.

1) Покажите в вере вашей…

Если бы Петр говорил о вере вообще, то сказанное здесь могло бы показаться несколько странным. Это означало бы, что он учит нас добавлять к вере новые доктрины, о чем и говорили лжеучителя. Он тогда противоречил бы самому себе, только что сказавшему, что «даровано нам все потребное для жизни и благочестия» (1:3). Он, однако, по–прежнему говорит о вере как он понимает ее в ст. 1, об индивидуальной вере христианина.