Второе послание к Тимофею

Наверняка найдутся люди, которые захотят сравнить ситуацию, в которой оказался Павел, с ночью в Гефсиманском саду. И будут правы. Конечно, боль, которую он испытал, несравнима с тем, что пережил Христос. И все же точно так же, как его Господин когда–то, он оказался лицом к лицу с тяжким испытанием, и о нем можно сказать, как когда–то о Христе: «Тогда, оставивши Его, все бежали» (Мк. 14:50). Локк идет дальше и, отмечая девять глагольных соответствий между Псалмом 21 и стихами 10 и 16—18 этой главы, спрашивает: «Может быть, святой Павел, как и его Господин, в горький час одиночества тоже повторял этот Псалом?» И, как Христос, он молился о тех, кто оставил его: «Да не вменится» этот грех «им». Легко заметить принципиальную разницу между этой молитвой и аналогичными словами в стихе 14, относящимися к Александру. Разница в том, что Александр богохульствовал и выступал против благовестия, движимый сознательной злобой, тогда как друзья Павла в Риме вообще не произносили ни слова, и их молчание объяснялось не злобой, а страхом.

И все же, как и Иисус, Павел знал, что на самом деле он был не один. Чувствуя, что приближается время, когда все отступятся от Него, Христос сказал: «Вот, наступает час, и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец со Мною» (Ин. 16:32). Павел фактически говорит то же самое: хотя «…все меня оставили» (16), но «Господь же предстал мне и укрепил меня» (17). Павел ощутил присутствие Христа и ту внутреннюю силу, которой Он одарил его (здесь — тот же самый глагол endynamoo, который мы видим в 2:1 и Флп. 4:13). И эта сила позволила ему не только проповедовать Евангелие язычникам, но и избавиться «из львиных челюстей».

По поводу того, что за «львы» имеются в виду, существует множество разных теорий. Несомненно, речь не идет о львах, на съедение которым (на потеху публике) в амфитеатрах бросали провинившихся рабов, поскольку римского гражданина ни при каких обстоятельствах не могла постигнуть такая судьба. Ранние греческие комментаторы считали, что Павел намекает на Нерона, «имея в виду его жестокий нрав»[97], а А. Т. Хенсон отмечает, что, согласно Джозефу, новость о смерти императора Тиберия в 37 г. н. э. «была сообщена Ироду Агриппе в завуалированной форме, а именно: «Лев мертв»[98]. Другие предполагают, что лев — это дьявол (как в 1 Петр. 5:8), или обвинитель Павла в суде, или смерть, или (и такое мнение является самым распространенным) огромная опасность, которая усилиями врагов угрожала апостолу (как в Пс. 21:22; 34:17). Как бы то ни было, Павел не был побежден, точно Даниил, которого Господь спас из пасти льва. И в будущем тоже, уверенно говорит Павел, «избавит меня Господь» (не от смерти, конечно, которая, он знает, скоро придет (6), но «от всякого злого дела», лежащего за пределами воли Божьей). Он также верит, что Господь «сохранит» его «для Своего Небесного Царства», пусть даже Нерон вскоре расправится с ним, оборвав его земное существование.

Сейчас мы достигли кульминационной точки, и нам открывается великолепная возможность увидеть почти воочию, как апостол следовал собственному призыву «проповедовать слово» при каждом удобном случае. Павел находится в суде, где решается вопрос о его жизни. Он оказывается там совсем один, преданный друзьями или покинутый ими в силу обстоятельств. Но как бы то ни было, они не способны помочь ему. Лицом к лицу со своими врагами, лишенный поддержки защитника или свидетелей, он находится здесь в полном одиночестве. Возникает вопрос: что он будет делать в такой ситуации? Может, хотя бы теперь побеспокоится о себе самом? Попытается разжалобить судей, вызвав хотя бы некоторое проявление сочувствия к себе? Станет защищаться, доказывая свою невиновность? Во всяком случае, на вопросы он отвечал, что ясно из стиха 16. И все же даже тогда, когда его жизни угрожает серьезная опасность (смертный приговор), им владеет одна непреодолимая, жгучая тревога, но отнюдь не за себя самого, а за Христа; вместо того чтобы свидетельствовать в свою пользу, он снова свидетельствует о Христе, и вместо того чтобы приводить доводы в свое оправдание, он защищает Иисуса Христа.

В одном из самых высших судов империи, находясь перед лицом судей и, возможно, самого императора, при большом стечении народа, всегда присутствующего на громких разбирательствах, Павел «проповедует слово». Или, как он сам пишет: «Господь же предстал мне и укрепил меня, дабы чрез меня утвердилось благовестие, и услышали все язычники». Если какая–нибудь проповедь и звучала, как выражается Павел, «не во время», то это был как раз тот самый случай!

Все, что нам известно о ее содержании, это то, что «чрез» него «утвердилось благовестие» (kerygma). Учитывая это, можно предположить, что он изложил самую суть Благой вести, рассказал об Иисусе Христе, о Его воплощении, распятии, воскресении, царствовании и будущем втором пришествии. Именно такое поведение в суде дало Павлу основание заявлять, что он «течение совершил» (7).