«Второе издание капитализма» в России

Из других общих факторов, связанных в первую очередь с экономикой, но не только, укажем на тот факт, что капиталистическая царская Россия была страной развивающейся. Разумеется, это развитие сдерживалось правящим режимом и правящими классами, разумеется, капитализм в тогдашней России был полуфеодальным, разумеется, Россия, по известному выражению Ленина, страдала не столько от избытка капитализма, сколько от его недостатка. Но все же по сравнению с дореформенной Россией наблюдался постоянный и несомненный прогресс (пусть даже плодами его пользовалось меньшинство, а сам этот прогресс – как всякий буржуазный прогресс – вызывал к жизни чудовищные социальные диспропорции). В сомнительных терминах «теории модернизации» мы можем сказать, что царская Россия шла – слишком медленно, чтобы выжить в тогдашнем мире, слишком робко и неповоротливо, с остановками и отступлениями – но по пути модернизации. «Второе издание капитализма» в России началось с демодернизации (по известному определению Стивена Коэна[7]). Значительная часть высоких технологий, существовавших в СССР, в современной капиталистической России была просто уничтожена (робототехника, компьютерная индустрия, станки с ЧПУ и т.п.). Была уничтожена значительная часть научного комплекса[8], а часть высоких технологий оказалась сокращена до минимума (например, аэрокосмический комплекс). Сильнейшим образом пострадали даже не самые передовые, прогрессивные и высокотехнологичные секторы промышленности. Находящийся на особом положении ВПК – и тот оказался вынужден значительно «ужаться», работать преимущественно на экспорт и сегодня в основном паразитирует на НИОКР позднесоветского периода. Катастрофа, постигшая производство товаров «сектора Б», например, текстильную промышленность, общеизвестна. Между тем в царской России за первые 20 пореформенных лет потребление отечественных хлопчатобумажных тканей на душу населения удвоилось[9]. Крупная текстильная промышленность тогда была одной из передовых, прогрессивных, высокотехнологичных отраслей производства. Вообще, если исключить уральские горные заводы с их отсталым оборудованием, рассчитанным на крепостной труд (где технологическое обновление растянулось на 20 лет), крупная промышленность в дореволюционной России и была образцом тогдашних «высоких технологий». А продукция крупной промышленности за 1893–1900 годы почти удвоилась[10].

Говоря иначе, дореволюционная капиталистическая Россия была отсталой (с точки зрения развитых западных стран), но прогрессировавшей страной. Современная капиталистическая Россия, наоборот, является страной регрессирующей, где на смену высокотехнологичным и наукоемким отраслям приходит «отверточное производство», где консервируются секторы экономики, считавшиеся прогрессивными 30–40 лет назад, и где несмотря на пролившийся в начале XXI века дождь нефтедолларов реальное технико-технологическое развитие и перевооружение заменены громкими реляциями, разговорами о «нанотехнологиях» и «распиливанием» бюджетов «национальных проектов».

Следующий фактор общего порядка: царская Россия переходила к капитализму от феодализма, от аграрного общества – к аграрно-индустриальному, от абсолютизма – к буржуазной представительной демократии. Законы такого перехода хорошо изучены, изучены и разные подварианты этого перехода – и в случае России ничего экстраординарного не выявлено. Но «второе издание» – это переход к капитализму от суперэтатизма, переход внутри индустриального общества, переход от политического режима советского типа к режиму буржуазному. И хотя закономерности таких переходов не выявлены и не изучены (и, кажется, буржуазную академическую науку это и не интересует, она вполне удовлетворена явно ненаучными идеолого-пропагандистскими концепциями «транзитологии»), нет никаких сомнений в том, что это – совершенно иной случай, чем случай перехода от феодализма к капитализму. Иной уже хотя бы потому, что такие задачи капитализма, как промышленная революция, индустриализация, культурная революция, урбанизация, в СССР давно уже решены. Между тем капитализм в своих классических формах только потому и мог утвердиться и развиваться, что опирался на черпаемую из деревни армию неквалифицированной свободной рабочей силы, которую посредством экономического принуждения заставляли участвовать в капиталистическом производстве на крайне невыгодных для нее условиях.

Одно дело царская Россия с ее 13 % городского населения (по всеобщей переписи 1897 года) и с массами устремившихся в города крестьян – покорных, непритязательных, готовых, говоря марксистским языком, к простому труду, и совсем другое – современная урбанизированная Россия с населением, привыкшим к определенной степени комфорта и уже профессионально специализированным.