Второе дело Карозиных

– Пришел в гостиницу в десятом часу, послонялся по вестибюлю, потом пошел в буфет. Я – за ним, больно подозрительным показался. Заказал водки и закуски, я занял столик неподалеку. Как ко мне этот… – тут он поморщился, – подсел, сам не помню. И что потом было… – он вздохнул.

– Как выглядели? – напомнил Ковалев.

– Это пожалуйте, распишу, – снова взбодрился несчастный. – Первый был вот с вас ростом, брюнет… Вообще на вас походили очень-с. Только вот глаза черные-с, да усишки нафиксатуаренные. – Катенька глянула на Ковалева, но тот предупредил ее взглядом, чтобы помолчала. – Второй, тот, который… рядом со мной присел, – с трудом проговорил неудачный агент, – тот не слишком высок, пониже вашего будет. Одетый чисто, волоса русые, лицо… Неприметное у него лицо было, ваше высокородие! Не припомню! – страдательно воскликнул он.

– Значит, споили, а дальше? – грозно сдвинув брови потребовал Ковалев. – Ты память-то напряги!

Антон засопел, задвигал бровями, видимо, старался изо всех сил напрячь память.

– Выпили по стаканчику, заговорили об жизни, – хмуро вымолвил он. – Потом… Потом меня растолкал половой, говорит, мол, ночь уже. А я ничего не помню, только вот в голове шум такой, не хуже пасхального перезвона. Пойду, думаю, узнаю, что там… Поднялся, а дверь отперта. Заглянул, а там… Испугался, думаю, на меня свалят, что упустил. Мы ведь вдвоем должны были с Архипенко! – снова взмолился он. – А у него жена приехала, я его и отпустил на пару часиков! А он когда вернулся, я тут же и рапорт написал, и – сюда… Ваше высокородие, Сергей Юрьич, не погубите! – он, видимо, хотел кинуться в ноги к Ковалеву, но вид грозного чиновника его охладил.

– Это вся правда? – приподняв соболью бровь, поинтересовался неприступный сыщик.

– Вся! Вся! – с жаром подхватил агент. – Христом-Богом клянусь! – и перекрестился.

– Места ты, конечно, лишишься, – цыкнул Ковалев. – Переведут куда-нибудь бумажки переписывать. Если повезет, – многозначительно добавил Сергей Юрьевич и, не обращая уже внимания на бывшего агента, сказал, обращаясь к Катеньке: – Идемте, Катерина Дмитриевна, больше нам здесь, к сожалению, делать нечего, – и вздохнул тяжело.

Катенька молча последовала за Ковалевым, а хозяин поспешил за ними, причитая на ходу и прося его не губить. Ковалев снова цыкнул на него, но так ничем и не успокоил. Вышли во двор, затем – на улицу. Ковалев был мрачнее тучи.

– Ничего не вышло, – наконец сказал он, не глядя Катеньке в глаза. – Я ведь как думал… Впрочем, чего уж теперь об этом, – с горечью бросил он и даже рукой махнул.

– Так как же она была убита? – спросила Катенька.

– А? Федорцова-то? Висела на веревке, привязанной к оконной фрамуге. А вы заметили, Катерина Дмитриевна, – оживился Ковалев, – что все эти смерти сами по себе чрезвычайно интересны?

Ничего интересного в этих смертях Катенька не находила, потому промолчала, но Сергей Юрьевич, очевидно, расценил ее молчание по-своему и продолжил, медленным шагом направляясь через площадь к Брюсовскому:

– Вот, посудите сами. Графиня – отравлена, причем так, что вполне можно счесть и за самоотравление, зацепок-то никаких, кроме показаний прислуги, но что они видели? Бутылку с запиской? А записка где? Нету. А потому и никаких доказательств, что кто-то отравил. Дальше. Смерть нотариуса. Упал с лестницы. Известно только то, что кто-то в тот день должен был к нему прийти, но опять-таки доказательств, что его убили – никаких. Человек он был пожилой, мог и сам не удержаться и упасть. Всякое ведь бывает. Теперь вот Федорцова. Смерть через повешенье. Выглядит все так, будто она сама веревку привязала, надела петлю, а потом спрыгнула с подоконника. Характерный перелом шейных позвонков. И опять-таки никаких фактов, никаких улик. В гостинице даже никто сказать не может – был ли кто у нее или нет. Ну, что думаете? – Ковалев приостановился и посмотрел на Катеньку с большим интересом.

– Думаю, что убийца, – ответила она, – кто бы он ни был, всем своим жертвам хорошо знаком.

– Да, без сомнения, – очень серьезно согласился Сергей Юрьевич. – Но к тому же, Катерина Дмитриевна, такие вот убийства говорят нам о том, что дело мы имеем не с дилетантом, о нет, – он покачал красивой головой. – Это профессионал, привыкший за собой убирать. Никого ведь из свидетелей в живых не осталось. У меня есть даже подозрение, – тут Ковалев снова остановился и, приблизился к Катеньке, со своим всегдашним прищуром, – что это наемник.

– То есть как? – такого поворота Катенька никак не ожидала.

– Да очень просто, – вздохнул Ковалев и пошел дальше. – Он, может быть, с самими жертвами и не был знаком лично, может, он только пользовался чьим-то именем, чтобы ему доверяли, понимаете ход моих мыслей? Записки в этом случае как нельзя кстати. Представьте, что вам пишет записку человек, которого вы знаете, и просит принять такого-то и такого-то. Вы, доверяя своему знакомому, доверитесь и его протеже. Это просто. И вот, этот самый протеже, появившись у вас…

– Вас же и убивает, – закончила Катенька. – Но у графини он не появлялся.