Второе дело Карозиных

– А это было и не нужно, – с легкостью парировал Ковалев. – Достаточно было в записке указать, мол, примите это вино от такого-то. С наилучшими пожеланиями, – невесело пошутил он.

– Но куда девалась эта записка? – не унималась Катенька. – Если в ней были только вот такие слова.

– Ну, мало ли кто мог написать графине, может, кто-то, кто вовсе не хотел афишировать свои с ней отношения? – предположил Сергей Юрьевич.

– Допустим, – нехотя согласилась Катенька. – Что касается несчастного нотариуса, то ваша версия тут подходит как нельзя лучше, а вот что насчет Федорцовой? – и она посмотрела на Ковалева не без вызова.

– А что насчет Федорцовой? У нее вообще могла быть встреча назначена. Наш убийца каким-то образом ухитрился узнать про дежуривших агентов, обезвредил их, – Ковалев поморщился, – а потом беспрепятственно проник в ее номер. Да и не проник даже, а просто вошел. Она сама ему и открыла.

– Полагаете, тот брюнет с усиками, Штайниц?

– Штайниц, Майниц, Хайниц, Файниц, – задумчиво произнес Ковалев. – Ну да, нам-то он как раз под этим именем и известен.

– А что же тогда второй? Неприметный господин?

Ковалев помолчал. А Катенька вспомнила оброненное Лидией Михайловной слово «повесы». Выходило, что любовник у графини был не один, как утверждала Федорцова, да и Вавилов подтверждал. Выходило, что их было двое. Один – брюнет с запоминающимися усиками, а другой – ничем не приметный господин. Откуда про них знала Лидия Михайловна?

Катенька тут же поделилась мыслями с Сергеем Юрьевичем.

– Не представляю, что нам это дает, – печально заключил он. – Ну, скажет Лидия Михайловна, что слышала про «повес» оттуда-то и оттуда-то. И что?

Теперь промолчала Катенька. Между тем, они пересекли площадь и дошли уже до Брюсовского переулка.

– Мы, конечно с вами, Катерина Дмитриевна, можем сколько угодно гадать, но признать мы в состоянии только одно – мы его упустили. – Катенька глянула на него и он поправился: – Или их. Не все ли равно? Доказательств у нас никаких, примет… Примет у нас тоже никаких, – вздохнул сыщик. – Мало ли по Москве черноглазых брюнетов с нафиксатуаренными усами? А неприметных – и того больше. Свидетели мертвы. Завещание пропало. А те сделки, что этот самый Штайниц уже совершил по доверенности, принесли ему, поверьте, немалую прибыль, – Ковалев невесело улыбнулся. – Жаль, но придется это дело прекращать, – наконец заключил он.

– Как так? – Катенька даже возмутилась. – А обязательства? А Лидия Михайловна?

– А что Лидия Михайловна? – посмотрел ей в глаза Сергей Юрьевич. – Сделки, конечно, не аннулируешь, деньги в банк не вернешь, но от новых сюрпризов она застрахована. Все, что осталось, принадлежит ей как ближайшей родственнице.

– А ведь я обещала ее сегодня навестить, – задумчиво сказала Катенька.

– Не волнуйтесь, – ответил ей в тон Ковалев. – Я сам сейчас туда, так что сообщу о нашем решении. Вы ведь согласны, что дальнейшее расследование бессмысленно?

Получалось, что Сергей Юрьевич прав. Ниточки все отрезаны, ухватиться решительно не за что. И как ни пыталась сейчас Катенька придумать хоть что-то, чтобы ему возразить – ничего не выходило, кроме того, что прав сыскной талант, прав по всем статьям. И еще очень было жаль Наденьку Федорцову.

– Согласна, – кивнула Катенька.

Они дошли уже до карозинского особнячка.

– Не зайдете? – спросила она. – Чаю выпьем.

– Нет, благодарю, – улыбнулся Ковалев. – Как-нибудь в другой раз. Мне к Лидии Михайловне надо, да и к князю… Поклон супругу и приятных праздников.

Сергей Юрьевич взял Катенькину ручку и приложился к ней губами:

– Мне очень хочется, чтобы вы знали, Катерина Дмитриевна, что расследование вместе с вами, пусть даже и такое неудачное, было крайне приятным.

– Спасибо, – ласково улыбнулась Катенька. – Жаль только, что все вот так обернулось.

– Ну, вы не печальтесь. Вашей вины в этом нет никакой. Это только моя вина. Ну да ничего, все как-нибудь образуется. Прощайте, – он слегка пожал Катенькину ручку и пошел прочь.

Она постояла некоторое время, глядя ему вслед, а потом вошла в свой дом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Конечно, Катенька была рада, что Никиту больше не придется обманывать, не придется от него ничего скрывать, однако чувство смутного беспокойства ее почему-то не оставляло. Впрочем, уже на следующий день она принудила себя отвлечься и переключиться полностью на другое.

Что же до Никиты Сегеевича, то в тот же вечер он узнал почти всю правду о том, чем занималась его жена с того самого вечера, как впервые заговорила о таинственной смерти графини К. Безусловно, он хмурился изо всех сил, пока слушал Катеньку, но она так умело приуменьшила свою роль в неудавшемся расследовании и так доказательно объяснила, что оно – неудавшееся, что в конце концов Никита Сергеевич успокоился. И даже не сердился больше на жену. Более того, он подумал о том, что, может, теперь его драгоценная Катенька успокоится и поймет, что расследования, какими бы они ни были – не ее дело. Поймет, успокоится и не станет больше вмешиваться в подобные истории.