Вторая жизнь Уве

Уве смотрит на нее с бесконечной тоской, словно все, что он говорил, Парване пропустила мимо ушей. Напрасно было разжевывать беременной бабе, в чем суть владения автомобилем. Объяснять, что надо менять его раз в три года, чтобы не потерять в деньгах. Учить тому, что знают все более-менее толковые люди: смысл ездить на дизеле, а не на бензине есть только тогда, когда накатываешь по двадцать тысяч километров в год. И что же? Ей лишь бы что поперек сказать — в своем репертуаре. Умничает: «Покупая новое, ты ничего не экономишь, все зависит от цены машины». А потом еще удивляется: «Но почему?»

— Да по кочану! — злится Уве.

— А, ясно! — восклицает Парване, закатив глаза.

Она, показалось Уве, вообще не питает подобающего уважения к его знаниям в данной области.

— На обратном пути надо заправиться, — говорит она, когда загорается зеленый. — В этот раз моя очередь платить, даже не думай возникать, — добавляет она.

Уве скрещивает руки на груди, спрашивает с подначкой:

— Вот вы со своим пентюхом, какая у вас заправка?

— Какая-какая! Бензин. Какая ж еще? — недоумевает она.

Уве смотрит на нее, как на блондинку, собравшуюся заправить машину жевательным мармеладом.

— Елки-моталки, я не про бензин спрашиваю. На какой бензоколонке заправляетесь?

На перекрестке Парване как нечего делать выполняет левый поворот — так беззаботно, только что не присвистнув.

— А что, не все равно — на какой?

— КАРТА у вас чья?

Уве с такой силой нажимает на слово «карта», что чуть не дрожит. Насколько он критически смотрит на банковские карты — хоть кредитные, хоть дебетовые, настолько же свято верит в необходимость карты топливной. Потому что так уж заведено. Получил права, купил машину, выбрал сеть АЗС, и все — будь добр, заправляйся там и нигде боле. Такими вещами, как бензоколонки и марки машин, не разбрасываются.

— Да нет у нас никакой карты, — отвечает Парване так безмятежно, словно заправляться где попало — это в порядке вещей.

Уве сидит с каменным лицом минут пять, наконец Парване, встревоженная его молчанием, пытается угадать наобум:

— А, вспомнила, «Статойл».

— И почем же у них литр? — недоверчиво прощупывает ее Уве.

— Без понятия, — честно признаётся она.

Уве от возмущения теряет дар речи.

Десять минут погодя Парване притормаживает и паркуется на другой стороне.

— Я тут обожду, — говорит.

— Настройки радио не трогай, — наставляет ее Уве.

— Н-н-не-е-е бу-у-у-ду, — по-овечьи блеет она и корчит ему рожу — эта ее манера ох как поднадоела Уве за последние недели. — И спасибо, что зашел вчера, — добавляет она.

Уве не то сипит, не то хрюкает в ответ — или просто прочищает горло? Парване хлопает его по коленке:

— Девчонки так радуются, когда ты приходишь в гости. Души в тебе не чают!

Уве молча выходит из машины. Ладно, невелика беда: ну, затащили его вчера ужинать, с этим он уж как-нибудь готов смириться. Нет, не подумайте, что Уве по вкусу кулинарные изыски Парване. Натушила бы мяса с подливой да с картошечкой. Ладно, хоть и строптива баба, и выкобенивается, а все же Уве готов признать (с натяжкой) — рис с шафраном у Парване был не так уж несъедобен. Вполне себе. Худо-бедно, Уве съел пару порций. Кошак и тот умял полторы.

После обеда Патрик стал мыть посуду, а младшенькая потребовала, чтобы Уве почитал ей на ночь сказку — а то не уснуть. Уве было воспротивился и попытался привести свои доводы, но они, как видно, слабовато воздействуют на трехлетних девочек, так что Уве, первым устав от препирательств, поплелся за юным чудовищем в детскую, присел на краешек кроватки и стал читать. Читал «как всегда, увеликательно», как потом заметила Парване. Уве не понял юмора. Девочка тем временем положила головку частью на раскрытую книжку, частью ему на руку и так и уснула, а Уве, чего уж, уложил ее в кроватку, а заодно и кошака, и потушил лампу.

Проходя по коридору, заглянул в комнату к старшей. Та смотрела что-то по своему компьютеру, то жала на что-то, то стучала. У детишек ныне одна печаль-забота, как понял Уве. Патрик, правда, говорит, что «пытался показать дочке новые компьютерные игрушки, но ей только старую подавай». Как ни странно, от этих слов Уве вдруг как-то зауважал и старшую, и ее компьютерную игру. Уве нравится, когда человек делает по-своему, а не так, как хочет Патрик.

Повсюду на стенах ее комнатки висели рисунки. По преимуществу черно-белые наброски карандашом. Не так уж плохо для семи лет, готов (с натяжкой) признать Уве — с учетом пока еще неважной мелкой моторики и логического мышления. Ни на одном рисунке нет людей. Только дома. Что Уве весьма одобрил.

Вошел в комнатку, встал рядом со старшей. Та с трудом оторвалась от своей забавы, явно не слишком довольная его присутствием, и, как обычно, скорчила недовольную моську. Уве, впрочем, не спешил уходить, и старшая наконец указала ему на большой пластмассовый ящик, перевернутый вверх дном. Уве сел на него. Тогда она негромко объяснила, что в этой игре надо строить дома, а когда построишь много, из них получается город.

— Я обожаю дома, — пробормотала она.