Вторая жизнь Уве

Уве остолбенев смотрит ей вслед. Словно надеясь, что соседка немедленно прибежит обратно, крикнет, что пошутила. Но та ушла. Делать нечего, Уве поворачивается к сестрам. С таким видом, точно сейчас посветит им в лицо настольной лампой и спросит, где они находились в момент убийства.

— КНИСЬКА! — восклицает младшая, кидаясь в угол приемной, где громоздится куча пластмассовых машинок, плюшевых мишек и детских книжек с картинками.

Уве кивает про себя, одобряя самодостаточность трехлетнего ребенка, и переключается на семилетнюю девчушку.

— Ну а ты что же?

— Что я? — строптиво отвечает та.

— Ну, там, может, ты есть хочешь? Или пописать тебя отвести? Чего еще там?

Девчушка смотрит на него так, словно он предложил ей пиво и сигарету.

— Мне ВОСЕМЬ скоро. Я писать САМА хожу!

Уве, извиняясь, разводит руками:

— А, черт, ну да, точно. Ну тогда прости, что спросил.

— М-м-м, — хмыкает старшая.

— Ты лугаисся! — вопит младшенькая, выныривает ниоткуда и давай вертеться вокруг его штанины.

Уве недоверчиво разглядывает это трехлетнее стихийное лингвистическое бедствие. Малышка поднимает к нему глаза, все лицо цветет улыбкой.

— Читай! — весело командует девочка и, вытянув руки вперед так, что едва не падает, тычет ему книжку.

Уве смотрит на книжку, точно это нигерийское «письмо счастья», предлагающее «очень фантастичный эксклюзивный бизнес-жертва», стоит только указать «такой мелочь», как банковские реквизиты.

— Читай! — повторяет трехлетка, с ногами забираясь на диван.

Уве нехотя усаживается на диван в метре с лишним от девчушки. Та нетерпеливо вздыхает, куда-то ныряет, через секунду ее головка высовывается у него из-под мышки, пальцы цепляются за его коленку, как за рычаг, а нос утыкается в красочные иллюстрации.

— Жил да был один паровозик, — начинает Уве голосом человека, вслух зачитывающего текст своей налоговой декларации.

Хочет перевернуть страницу. Младшая не дает — переворачивает назад. Старшая устало качает головой.

— Ты должен рассказать, что происходит на картинке. На разные голоса, — поясняет она.

Уве удивленно смотрит на нее:

— На какие еще, на хре…

Спохватывается посреди фразы. Поправляется:

— Что еще за голоса?

— Сказочных героев, — объясняет старшая.

— Ты лугаисся, — дружелюбно замечает ему младшенькая.

— Ничего я не ругаюсь, — возражает Уве.

— Лугаисся!

— Какие еще, на х… никаких голосов! — упрямится Уве.

— Кто-то, наверно, просто совсем не умеет читать сказки, — выносит вердикт старшая.

— Нет, кто-то, наверно, просто совсем не умеет слушать! — парирует Уве.

— Нет, кто-то, наверно, просто совсем-совсем не умеет РАССКАЗЫВАТЬ! — язвит старшая.

Уве без особого энтузиазма разглядывает книгу.

— Что это вообще за ерунда? Какой-то говорящий паровоз! А о машинах ничего нет?

— А о глупых старикашках-таракашках ничего нет? — передразнивает старшая.

— Какой я тебе старикашка?! — фыркает Уве.

— Клёун! — кричит в восторге младшая.

— Какой я тебе КЛОУН? Тоже мне! — вспыхивает Уве.

Старшая закатывает глаза, ну копия мамаши — та вот так же закатывает их, стоит Уве сморозить что-то не по делу.

— Да она не про тебя. Она про клоуна.

Подняв глаза, Уве замечает взрослого мужика — тот, видно, на полном серьезе вырядился клоуном и ждет у дверей. На роже, от уха до уха, намалевана дурацкая улыбка.

— КЛЁУ-У-У-УН! — взвывает младшая, прыгая на диване. Может, дите пичкают наркотиками, начинает подозревать Уве.

Он слыхал про такое. Что детям дают амфетамин при каких-то психических диагнозах.

— Кто тут у нас? Девочка! А что мы покажем девочке? Может, фокусы? — дружелюбно кудахчет клоун и ковыляет к младшей, точно пьяный лось, путаясь в непомерных красных башмаках. Уве с ходу определяет, что обуться в такое может только абсолютное ничтожество, — нет чтобы найти себе нормальную работу.

Клоун весело подмигивает Уве:

— А дядя, случайно, не даст нам пять крон?

— Держи карман шире. Случайно, не даст, — ответствует Уве.

Клоун, похоже, растерян — состояние, надо сказать, не самое подходящее для клоуна.

— Но… послушайте… это просто фокус, у вас же есть монетка? — мямлит клоун уже не таким придуренным голосом: из-под идиота-клоуна проглядывает обычный идиот, молодой, лет двадцати пяти.

Уве смотрит на клоуна так, что тот тут же благоразумно пятится.

— Да что вы… в самом деле… Я тут при больнице клоуном работаю. Это ж для детей. Я верну.

— Дай ему пять крон, — велит старшая сестра.

— КЛЁУ-У-У-УН! — восклицает младшая.

Уве смотрит на нее. Морщит нос.

— А, вон чего, — бормочет он, вынимая из кошелька пятачок.

Потом тычет пальцем в клоуна:

— Но чтоб вернул! Сразу же, понял? А то мне еще за парковку платить.

Клоун, энергично кивая, выхватывает у него монетку.

Через десять минут в фойе из коридора возвращается Парване. Останавливается и растерянно водит глазами влево-вправо, сканируя обстановку.

— Дочек своих ищете? — словно выстрел из-за спины, звучит вопрос медсестры.

— Ищу, — растерянно говорит Парване.

— Там они, — говорит медсестра как-то не слишком одобрительно и машет в сторону стеклянных дверей, ведущих на стоянку.