Пока возвращавшиеся с морского берега караваны подвозили все, полученное ими от португальцев, сотни чернокожих рабочих валили лес, снимали с деревьев кору, и ножами и топорами вытесывали доски и балки по указаниям Джонсона. Работа подвигалась очень медленно, но все же подвигалась. Через семь месяцев по прибытии в страну Музумбо Наполеон заложил на примитивном стапеле остов первого морского судна, выстроенного на этой территории. Это была двухмачтовая шхуна «Корсика» длиной в 65 футов, могущая поднять до сорока человек и соответствующее количество провизии на трехмесячное плавание. Сооружение и оснастка «Корсики» потребовали больше года работы, и когда судно было готово, оно производило наружным видом сносное впечатление. Джонсон, знавший толк в этом деле, уверял, что «Корсика» способна при нужде переплыть даже океан.
По мере того, как постройка судна подвигалась, Наполеон заметно оживал. Нетерпение овладевало им. Ему хотелось как можно скорее покинуть Африку, рискнуть уйти в открытое море, добраться до Америки, до Нового Орлеана. А там…
По вечерам, сидя в большой хижине, которая называлась «дворцом», он вслух мечтал о будущем.
— Лишь бы добраться до Нового Орлеана, — твердил он, сжимая кулаки. — Там все пойдет хорошо. Меня никто не узнает: за это теперь можно ведь поручиться. Я отращу бороду и усы, которым позавидует любой корсиканский бригант. Я переоденусь, загримируюсь. В Новом Орлеане у меня есть друзья, которые готовы жизнь отдать, если я этого потребую. Весь этот богатейший край тяготится пребыванием в союзе с янки. Страна явно тяготеет к близкой Мексике. Я организую заговор, мы прогоним янки, объявим территорию Луизианы самостоятельным государством. Потом…
Мечты его не знали пределов.
«Корсика» была спущена на воду в начале марта месяца 1824 года. Немедленно приступили к нагрузке в ее трюм съестных припасов и личного багажа императора и его спутников. Наполеон готовился покинуть свою африканскую империю.
Население Музумбо, привыкшее пассивно повиноваться Мшогиру, столь же пассивно отнеслось и к распоряжениям Наполеона. Желание императора уехать на нововыстроенном судне никого не удивляло, никого, казалось, не беспокоило.
Белые спутники Наполеона волновались и горячились: всем им жизнь среди негров Бенгуэлы давно надоела, всем хотелось вырваться как можно скорее. Только одна мисс Джессика Куннингем, которая постоянно нервничала и отравляла Наполеону существование своими обвинениями, казалось, совсем не собиралась в далекий путь. У нее завелись таинственные знакомства среди жен или, вернее, вдов покойного Мшогира, и зачастую Джессика исчезала неведомо куда, чтобы появиться снова тогда, когда ее меньше всего ожидали.
Отплытие «Корсики» было назначено на 11 марта 1824 года. Накануне все белые собрались в хижине, занятой Наполеоном. Пришла и Джессика.
— Так, значит, завтра поход? — осведомилась она сухо.
— Завтра! — ответил вместо Наполеона Джонсон.
Разговаривать с Джессикой никому не хотелось. Да и все были заняты не тем: завтра «Корсика», качавшаяся на мутных водах африканской реки, снимется с якорей и поплывет к берегам океана. Уйдет из этой отравленной земли на морской простор, навстречу новым приключениям, быть может, опасностям. Но что за беда! Лишь бы вырваться отсюда!
Решено было последний вечер ознаменовать небольшой пирушкой, и Джессика взялась за изготовление любимого напитка императора — черного кофе по-турецки. Кофе, оплаченный на вес золота, Наполеон получал из португальских побережных факторий в микроскопическом количестве, и только в исключительных случаях делился им с остальными белыми. На этот раз по чашке душистого и сладкого напитка должны были получить все.
После обильного и вкусного ужина Джессика принесла четыре чашки дымящегося кофе. Медленно попивая любимый напиток, Наполеон снова принялся мечтать вслух и развивать свои планы на будущее. По мере того, как кофе исчезал из чашек, взоры собеседников становились все более и более блестящими, голоса звучали громче, движения делались нервными, порывистыми. Хотелось смеяться, петь, кричать, двигаться.
— Что со мной? — с усилием поднимая руку к покрытому капельками пота лбу, вымолвил удивленно Наполеон. — Никогда в жизни я не чувствовал себя так хорошо и вместе с тем таким слабым, как дитя. Джессика, чем вы опоили нас?
Джессика принужденно засмеялась. Джон Браун, заподозривший что-то неладное, отшвырнул недопитую чашку и поднялся, чтобы схватить смеявшуюся ирландку, но покачнулся и, нелепо размахивая длинными руками, упал на пол к ее ногам. Та с визгом отскочила, но остановилась на пороге.
Черная тень скользнула через порог хижины Наполеона, и рядом с Джесси Куннингем очутился высокий, стройный мускулистый негр, нагой до пояса, с торсом, украшенным грубо намалеванными желтыми, красными, и синими полосами.
Это был Рагим, племянник покойного Мшогира, царька страны Музумбо, тот самый, который пропал без вести полтора года тому назад после боя с «великой африканской армией» возле столицы Музумбо.