Вторая жизнь

— Да, на земле у нас лучше…

Бетык слушал разговор, пощипывая бородку.

Разбуженные выстрелом, олени вскакивали на тонкие упругие ноги. Гарцуя, выходили вперед гривастые вожаки, красуясь гордой осанкой, железным сплетением рогов; били копытами в упругий наст. Из мохнатых ноздрей вились струйки пара.

Стада двинулись навстречу туману медленно, часто останавливаясь.

Туман надвигался большим облаком. Он закрыл собой полнеба, клубился по земле, полосами качался над оленями.

— Правей, правей! Не гнать оленей! Идти тихо будем, — кричал невидимый в тумане Колотонов.

Колотонов направлял стада, круто сворачивая в сторону. Тайбо еле поспевал. Свист Колотонова служил ему ориентиром.

Бригадир думал о Тайбо — жалел парня: «Ладно, пусть так идет. Гуртоправы молодые спешат в пути. Оленя гнать нельзя ни в горах, ни на равнине! Если силы лишние есть, он сам поторопит свой бег. Смирное, неглупое животное! Сын говорит: «Олень — парнокопытный отряд». Молодец, парнишка! Читал в книге по естествознанию».

Поглядывая на притихших оленей, заметил: рога начинают обтягиваться нежной, матовой, коричневой кожей, похожей на замшу. «Весна скоро! Туман весну гонит! Тепло в кисах. Ноют ноги. Стар стал. Устал почему-то. Лыжи плохо скользят… Хэ-гэй!»

Сзади вскрикнул Тайбо:

— Куда?! Вот так!

Серый безрогий олень споткнулся о камень-валун, засыпанный снегом; навалился грудью, издав трубное скорбное мычание; вскинул копыта, встал, судорогой мышц стряхнул с себя снег и отскочил от камня. Косяк оленей метнулся в сторону. Послышался сухой треск рогов.

Тайбо решил опередить потерявших направление оленей. Закружился в тумане, петляя вокруг косяка. Олени остановились, подняв кверху морды. Тайбо врезался в косяк, упал в снег на спину, выставив ноги с лыжами вверх. Безрогий олень наклонился к самому лицу Тайбо и, обнюхав, обдал запахом парного молока. Подъехали Колотонов и Бетык. Тайбо поднялся, присвистнул на оленя: «Фью-ть!» Безрогий повернул в сторону, догоняя стада. Колотонову смешно: «Упал!.. Эх! Я бы не упал. Не надо торопиться, однако».

Он поправил у Тайбо сползающий с плеча карабин.

Бетык смеялся старческим, надтреснутым смехом. Опершись на палку, он покачивался из стороны в сторону, кланяясь земле.

— Ох, жалко тебя стало, Тайбо!

Тайбо поправил ремни на лыжах и, успокаивая сам себя, сказал:

— Все хорошо, бригадир. Вот смешная история получилась!

Колотонов широко взмахнул руками.

— А сейчас смотри, Тайбо, вперед. По тундре идем. Смотри вперед, там камни. Держись ближе ко мне и к Бетыку!

Туман начинал редеть. Колотонов отъехал в сторону, приложил ладонь ко лбу и, всматриваясь, различил вдали едва заметный просвет: узкую полоску синего дневного света. Облака поределого тумана катились по спинам оленей, застревали в рогах густыми охапками. «Розовый цвет у тумана! Здесь пошли глубокие снега — теплые снега, нагретые солнцем. Весна, весна», — шептал Колотонов, снимая меховой малахай и утирая пот на крутом лбу.

Колотонова догнал Тохчо. Засуетился, выезжая вперед, поглядывая на бригадира.

— Бригадир! Бетык о волках говорит. Что, верить ему?

Колотонов молчал; к чему-то прислушиваясь, останавливался. Шли рядом — высокий, кряжистый, энергично двигавшийся Колотонов и щуплый, маленький, торопившийся Тохчо.

— Чуешь?

— Что? Что?

Тохчо посмотрел себе под ноги, огляделся вокруг, не понимая.

Послышался первый тоскливый вой; метнулись первые серые тени и где-то в рытвинах пропали.

— Волки, да? — Тохчо оглянулся, посмотрел на косяк, подогнал хореем отставших оленей и растерянно поспешил вперед к стаду.

Колотонов зычно крикнул:

— Не туда смотришь, Тохчо! По сторонам смотри!

Тохчо вскинул карабин. Подъехали Бетык и Тайбо.

— Остановить стада! Зарядить карабины! Приготовить ножи! На месте не стоять! Идти все в круговой обход.

Бетык заговорил торопливо:

— Тайбо! Стреляй ниже. Волк пригибает шею, когда прыгает. Хитрый он. Долго живет. Знает человека. Я убил много волков — не сосчитать!

Передний косяк, почуяв опасность, замедлил движение, Остановились вожаки, наклонив рога. Испуганные олешки, устойчиво встав на тоненькие ножки, прижались к крупам важенок, потряхивая мохнатыми рыльцами. Гуртоправы пошли в круговой обход. Защелкали карабины; стада остановились, замерли. Волки завыли где-то с боков. Вой тоскливый, отчаянный. В поредевшем тумане, за сугробами и валунами, метались серые тени.

Кинулась на оленей первая стая. Клыкастые псы, не решаясь вступить в схватку, закружились по снегу, пугая лаем голодных хищников. Волки шли гуськом, танцуя, — пробовали шаги. На минуту умолкло все: лай собак, вой волков, мычание оленей и щелканье затворов…

Тайбо выстрелил первым, приметив головного по ребрам и сухой шкуре. Стая шарахнулась за сугроб; присмирела, ожидая удобного момента. Волки пригнули шеи, спружинились для очередного прыжка.

— Ах, не попал! Волчья жизнь мимо прошла! — Тайбо в сердцах сплюнул и вышел вперед, навстречу волкам.

Пальнул по сугробу, взметнув облако снега.

Сбоку трусила мелкой рысцой вторая стая. Волки наступали на Тайбо, окружая его. Гуртоправы отводили оленей в сторону.

Колотонов крикнул: