Вторая и последующие жизни

— То-то и оно, что не нужно. А у нас от него все хомяки подохли.

Он машинально потрогал синяк под глазом.

— Перед тем как, правда, клетки разломали, выбрались на волю и пол лаборатории разгромили.

— Так это что, правда?

— В смысле?

Я кивнул на синяк.

— А то… Еле жив остался….

Он передернул плечами.

— Как пришли, смотрим в лаборатории — бардак. Да не просто бардак, а бардак, по которому танк проехал. А хомяки наши да суслики, ну кто живой еще остался, носятся, по стенам прыгают, как обезьяны. Охрану, конечно, вызвали те их перестрелять попробовали, а те..

— Отстреливаться начали? — невинно поинтересовался Петрович. Он, видно, еще не верил в правду. Наш профессор неопределенно качнул головой.

— Стали орехами кидаться и всем другим, что под лапу попадалось.

— Так они же маленькие?

— Они маленькие, а силы и злобы как у медведя…

Я представил, какие возможности это все предоставляет…

— Слушай, Абрамыч… А можно у тебя в институте малость того препарата позаимствовать?

— А зачем тебе?

— Да сосед у меня есть. Хам трамвайный… Каждый день с утра до вечера то ли дрель у него, то ли станок какой сверлильный. Трещит и трещит… Мне весь подъезд спасибо скажет.

Я сказал это и заржал самым неприличным образом, но поперхнулся, увидев глаза Борисыча. Тоска в них была. Тоска и холод.

— А ты про побочный эффект все понял? — поинтересовался Абрамыч, поднеся руку к груди.

— Не дурак. Я это перед тем как помирать соберусь сделаю.

— Так что? Нельзя?

— Ну почему? Сапожник без сапог — это не то, что неправильно, это — противоестественно. Я, например, себе взял. Помирать буду — обязательно воспользуюсь.

Он под нашими молчаливыми взглядами достал коробочку и поставил её на стол. В наступившей тишине стало слышно, как там что-то перекатывается. Не знаю, как другие, но я Абрамычу сразу поверил. И в препарат, и в хомяков…

— Кто ж тебе так насолил-то? — севшим от волнения голосом спросил я, представив, что будет, если профессор когда-нибудь реализует свою угрозу.

— Таки кто только не обижал бедного еврея… Может быть, в Египет съезжу…

Повисло неловкое молчание. Как тут на такое реагировать?

— Ну ты Абрамыч прям как таджик! — разрядил обстановку Петрович.

— Дай мне одну, — неожиданно попросил Борисыч. — Очень нужно…

Абрамыч придвинул коробочку ближе к себе.

— Вот как соберешься помирать — приходи. Но не раньше…

Все молчали, не зная, что тут правда, что шутка… А Петрович, как оказалось, думал совсем о другом. он чесал в затылке, решая математическую задачу.

— Ну и? Размен одного гада на одного хорошего человека — нерационально.

— Нда… Собрать бы подлецов на конференцию. Так и назвать «Конференция подлецов». Всех поубивать и самому тогда помереть не страшно… Глядя в глаза последнего подлеца!

— Страна обезлюдеет, — флегматично сказал Абрамыч. — Вам только дай волю… Казаки…

Все замолчали, примеривая на себя тоги мстителей за попранные права народа и пенсионеров.

— А это, наверное, здорово: своими руками творить справедливость! — пробормотал Борисыч. — Уйти из жизни громко хлопнув дверью.

— То есть?

— Прихватив с собой парочку негодяев. У вас, что знакомых подлецов не найдется?

— Найдутся. Куда ж без них?

— Действительно… Это, возможно, и есть вершина… — Задумчиво продолжил Борисыч. — В смысле, когда за отстаивание идеалов, за свою правду, человек отдает самое дорогое…

— А нам, старикам, терять то уже почти и нечего.

— Организуем банду!

— Старики-разбойники уже были.

— Станем старики-террористы.

— Мы не террористы. Мы народ.

— Ну значит группа «Народный суд». Работаем в жанре тяжелого рока…

— Не смешно. Хотя верно. Рок, в смысле судьба, у наших врагов будет тяжелым…

Мои товарищи еще не поняли, что Борисыч говорил это на полном серьезе. Они улыбались, подталкивали друг друга локтями, словно расшалившиеся мальчишки.

— Ты это что всерьёз? — спросил я его. — В рай стремишься? К гуриям? А может быть, ты тайно от нас ислам принял?

— Да нет. Просто считаю правильным уходя из этого мира за собой разное дерьмо прибрать… Получается, я в этом мире погостил и хватит. Что я ему дал, надеюсь ему на пользу пошло. 19 авторских да шесть патентов…

— Это ты молодец.

— Ну, так отчего бы мне и своей смертью этому миру не помочь, если такая возможность существует? Самому уйти и кое-какое дерьмо с собой прихватить. Поработать, так сказать, водой в унитазе.

— Ты так говоришь, словно знаешь, что тебя там за чертой ждет.

— Нет. Не знаю…

— То-то… Попадешь вот на сковородку…

Не обращая на его слова внимания, продолжил:

— Зато знаю, что там ничего не заканчивается.

— Это отчего же такая уверенность?

— А я в этой жизни ни одного конца еще не видел.

— Это у тебя никогда туалетная бумага в нужный момент не заканчивалась?

На этот выпад я отвечать даже не стал. А Петрович через секунду засмеялся. Сквозь перханье выдавил из себя.

— А хочешь, мы тебе сразу три конца покажем?

Товарищи поняли соль шутки и заперхали вместе с ним.

— Смешно. Но совсем не по делу, — серьёзно возразил Борисыч.

— Это отчего же? Не понял шутки юмора — так молчи.

Когда ржание прекратилось, Борисыч сказал: