Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг.

В мемуарах чувствуется большая обеспокоенность за будущее советско-финляндских отношений. Финский посланник, прямо отмечая периоды их явных обострений, пытался разобраться в их причинах, а также выяснить, насколько реальной была угроза возникновения новой войны с СССР. Из его мемуаров становится ясно, что в Москве были озабочены возможным военным столкновением с Германией и именно с этой точки зрения рассматривали перспективы советско-финляндских отношений. При этом, исходя из своих представлений и оценок обстановки, Паасикиви вовсе не был убежден в том, что новой войны Финляндии с СССР не избежать. «Намеревался ли Кремль тогда предпринять особые меры против Финляндии, а также рассчитывал ли окончательно уничтожить Финляндию?» — задавал вопрос Паасикиви и тут же отвечал: «Трудно сказать».[35] Сложная политическая ситуация не позволяла ему прогнозировать возможные действия Советского Союза. Воспоминания Ю. К. Паасикиви вызывают особый интерес исследователей советско-финляндских отношений этого периода.

Финский посланник в Москве обращал весьма серьезное внимание на то, как складывались отношения в 1940–1941 гг. между Хельсинки и Берлином. Хотя Паасикиви и не был осведомлен о каких-либо тайных германо-финских переговорах, тем не менее, будучи опытным политиком, он не мог не чувствовать опасной их направленности. Уже в июне 1940 г. Паасикиви явно начал улавливать угрозу военного сближения с Германией и откровенно писал об этом в своем письме в Министерство иностранных дел Финляндии[36] (именно в это время действительно устанавливались тайные контакты между Финляндией и Германией).

Паасикиви не обладал полной информацией о бесповоротных решениях, которые принимались в Хельсинки. Поэтому, возможно, он и не стал опровергать мнение, высказанное в мемуарах К. Г. Маннергейма о том, что окончательно Финляндия стала «в единый строй с Гитлером» лишь весной 1941 г. Тем не менее к перспективам финско-немец-кого сотрудничества Паасикиви относился крайне критически. В этом смысле его вывод о том, что «тогда мы сделали роковую политическую ошибку»,[37] представляется исключительно важным.

Свидетельством того, что мнение Паасикиви было именно таким и явно противоречило политическому курсу руководства страны, являлось также его прошение в феврале 1940 г. об отставке.[38] Уже тогда он не скрывал своего негативного отношения к проводившейся внешнеполитической линии Финляндии. Правда, в мемуарах он не стал подробно объяснять, почему именно в начале 1941 г. принял такое решение.

В целом из воспоминаний Паасикиви видно, что он, как весьма прозорливый политический деятель, уже тогда осознавал, что вступление Финляндии во вторую мировую войну было отнюдь не стихийным явлением, а осознанной линией действий ее руководства. Воспоминания будущего президента страны ценны и потому, что их автор одним из первых тогда смог разобраться в существе складывавшихся советско-финляндских отношений и пришел к заключению, что ход развития событий неотвратимо вел к возникновению новой войны между СССР и Финляндией.

Спустя пять лет после мемуаров Ю. К. Паасикиви в 1963 г. появились воспоминания другого дипломата, работавшего в 1940–1944 гг. в Москве, — шведского посланника Вильгельма Ассарссона. Свою книгу он назвал «В тени Сталина».[39] Интерес к этим мемуарам обусловлен прежде всего тем, что в них рассматриваются отношения двух государств как бы «со стороны». В. Ассарссон очень внимательно следил за развитием отношений между СССР и Финляндией и при этом стремился во многом помогать финской стороне с тем, чтобы не допустить возникновения у соседа Швеции нового конфликта с СССР. Паасикиви, оценивая своего коллегу по работе в Москве, писал: «Лучшим моим другом дипломатом был шведский посланник Ассарссон… Мои отношения с ним были близкими и доверительными, а также приятными».[40] Действительно, на страницах своих воспоминаний Ассарссон приводит содержание ряда бесед с Паасикиви, в ходе которых финский посланник довольно подробно рассказывал о встречах с Молотовым,[41] что позволяло Ассарссону быть весьма осведомленным в финляндских проблемах. Однако воспоминания шведского дипломата, не содержавшие анализа обстановки, скорее лишь подтверждали наблюдения Паасикиви.