Вступление

  - Девоньки после сядут, выпьют маленько, много-то я им не разрешу, так вот, - голос Яши мешался с запахом его дыхания: дорогой табак, освежитель и что-то еще, чуть заметное под мятой, душное, как ночная гроза, - ну, посиди пока, поглянь на красавиц. Будешь снимать?

  - Свет плохой.

  - Ну да, ну да, но сам понимаешь...

   Витька смотрел на пару девушек, что скользили на подиуме, поворачивались, переплетались, рассыпались на отдельные тела. Были, как резиновые игрушки в витрине, такие гладенькие и ненастоящие, что и не хотелось их. "Разве в ванну и попищать, нажимая" - подумал, ерзая на вогнутом сиденье стула, и развеселился. Держаться настороже было как-то ни к чему и незачем. Все вокруг летало цветным теплым снегом и в высокой хрустальной посудине шли в затылок друг другу шампанские мурашки. Витька знал, сейчас выпьет, нальет еще, уже пьян музыкой и вспышками света сквозь темноту, синхронными движениями тел на сцене и сверканием голых плеч за соседним столиком. Было весело и скучно одновременно. Весело от внешнего, что веселило намеренно, музыкой и светом, обещанием известного, идущего до конца. И скучно от того, что виденное ничем не отличалось от телевизионных и реальных гламурных шабашей. Держа у рта край прохладного стекла, прикидывал, кто первым из-за столиков прорвет нарочитую изысканность, крикнув, пойдет в пляс, упадет, подламывая ногу, или убежит в коридор, блюя на ходу дорогими фруктами и крабами. Припомнилась сцена из "Калины красной" о том, что "народ к разврату готов" и как он смеялся, не понимая до конца всей силы этой мгновенной притчи из нескольких слов и картинки. И сколько живет, наверное, столько и будет понимать в ней еще и еще.

  - Что, братуха, кривишься? Не нравится? - музыка гремела и Яша кричал, вроде чтоб услышанным быть, но глаза сверкнули темнотой.

   Витька подумал, правильно барин злится, сил вложил, а не смог сделать своего, такого, чтоб драло душу когтями. Может, надо не только силы вкладывать, но и душу? А есть она у него? Захотел было просто покивать и улыбнуться, мол, все красиво. И даже по руке, лежащей клешней на скатерти, похлопал бы. Но что-то поднималось внутри веселое и злое. Вдруг понял, если будет жив, это теперь навсегда, веселое бешенство от бездарности и бесталанности. И прокричал над хрустальным стеклом в ухо Якову:

  - Херню ты сделал!

   И не отвел глаз от мгновенно упавшего в темноту лица собеседника. Мурашки шампанского бродили внутри, деловито зажигая точки хмеля. Яшины кулаки на скатери шевелились. Или это свет мигал...

  - А ну, пойдем.

  - Выйдем, что ли?

  - Дыхнуть воздуху, - и поманил, поднимаясь, - не ссы, пошли, тут шуму много.

   Проходя мимо стола провел легко по голой спине сидящей дамы, она выгнулась кошкой, подставляясь и рассмеялась хрипло. Стала подниматься, но барин нажал легонько на плечо, извиняюще развел руками, - по делу идут.

   В пустом коридоре музыка бубнила, будто ей заткнули рот, но не смогли заставить молчать. Яков шел, набычившись, быстро. Замедлил шаги лишь у номера Наташи, взялся за ручку, но решая лицом - не смешивать двух дел, отпустил и двинулся дальше, сказав только:

  - Снова накидалась, пьянюга.

  

   Распахнул дверь в конце коридора и свежий ветер схватил их за горячие лица.

  - Сюда иди, не дует и холодок.

   Ступили на узкую веранду, прошли в темноте, посыпанной остатками света из-за плотных штор, за поворот и встали напротив моря. Витька огляделся, ожидая резких порывов ветра. Но маленький закуток, со всех сторон защищенный поворотами стенок, был тихим. Яша чиркнул зажигалкой, затянулся, будто ел сигарету, с вкусным удовольствием. Сунул пачку Витьке:

  - На. Рассказывай, что я сделал плохо? Чем хуже-то? А? Назови, хоть чем?

   Витька не стал курить. Положил на перильце руку с сигаретной пачкой и стал говорить, сжимая тонкий картон в такт словам, со злостью и раздражением:

  - Не хуже! В том и дело! Ты сделал все, как кто-то! Ну да, как первое оно и годится. Но ты взрослый мужик! У тебя тут, блин, царство целое и голова на плечах есть. Зачем повторяешь, копируешь зачем? Телевизора насмотрелся? Ну, выдрессировал девочек, ну, банкеты, зал спортивный. Ты знаешь, сколько такого добра везде? А где твое? Личное где, ахнуть в людей, чтоб заплакали? А потом еще год в слезах просыпались, от снов!

   Море шепеляво таскало песок, громко и бесконечно. Пока Яша молчал, говорило. Витька хотел говорить еще и еще, но тоже молчал, поняв, - утопит собеседника в словах, а надо бы донести. Не знал, для чего надо, но рвалось изнутри - пусть поймет.

  - Свернуть бы тебе шею, сучонок, - Яша не смотрел на него, и Витьке был смутно виден его профиль - темный на темном. А голос спокойный.

  - Прямо здесь свернуть и в лодке отвезти, на глубину. Или поднять на скалу и в Бешеную скинуть. До утра от тебя один фарш останется, но по тряпкам-то поймут, долазился по скалам, придурок.

  Витька осторожно выпустил пачку сигарет и напряг руку в локте, ожидая удара.

  - За слова? Так сам просил.