Вступление

  - Да и хрен. Главное, я, пока вы соплями умывались, сам себе понял вещь. Тут - сила. Он видишь, целый район подмял. Уважаю. Но нечисть - не люблю.

   Впереди по темноте засветили точками низкие звезды. Витька почти побежал. Карпатый ухватил его за рубашку:

  - Стой!

   Дернул к себе и сунул под нос запястье со светящимися зеленью циферками:

  - Стрелки видишь? Еще пяток минут есть, пока они там воют. Покурим?

  - Что ты хочешь от меня? - спросил Витька с отчаянием, чувствуя, как ходит по горлу стрелка, тик тик тикк, укалывая острым кончиком.

  - Да блядь, тормози! Сказал - успеем.

   Щелкнула в темноте зажигалка, метнулся в сторону выхода слабый огонек. Карпатый затянулся, освещая ухмылку и приплюснутые ноздри, нависшие тенью над узкими глазами брови, потный лоб. С удовольствием выпустил дым и ткнул Витьке сигарету:

  - На. Нервы успокой. Порядки лучше плавно наводить, с расстановочкой. Пять минут и двинем.

   Витька бросил под ноги горящую сигарету. Карпатый хмыкнул, прислонился к нависающей стене, сутуля плечи, чтоб удобнее стоять. Засветил огонек второй раз.

  - Значит так... - кончик сигареты разгорался и тускнел, - знаю я, что ты собрался делать. Сейчас за телкой идешь. Она тебе - никто. Жалеешь. Добрый. Ну да хрен с тобой. Но еще вопрос - получится ли? Ты ведь, Витяй, слабак. Помнишь, бабу свою спасти не смог, помнишь?

  - Заткнись...

  - Это почему? - Карпатый удивился весело, - я ведь теперь вроде как ты. Значит и ты ее, того, вместе со мной, - он загоготал и со стенки сорвалась летучая мышь, замельтешила легкими крыльями. Отмахнул ее рукой, метя сигаретой по крылу. И, оборвав смех, продолжил:

  - Чмо это местное - сила. Потому не выйдет у тебя, Витек, без Карпатого не выйдет. А со мной - ништяк. И кобру твою подключим. Понял? Ты главное, не мешайся. У нас с ней контакт налажен хорошо, еще с того мочилова, во дворе у тебя. Ты главное, кивни. И делай, что скажем. Минута в минуту уложимся. Будет нам Витек, малиновый раёк. "Эдем", то есть. И клубничка со сливочками.

   Под ногами на камнях догорала сигарета. Витька наступил на огонек. Спросил:

  - А что хочешь? За это?

  - Я? Чудак ты, паря. Я при чем? Себя спроси, чего хочешь? Был ты мальчиком на побегушках, Сеницкий тебе нос натянул на жопу, а потом его братки кашу из тебя делали. И, если бы не я, а? А?

  - Я другое спросил.

  - Да не дурак я! Две минуты у тебя. Ты заглянь, поглубже. Если заместо дымного урода, который бля рыбу жрет с кишками, - мы с тобой? Все готовенько, бери да трудись. Ты добро будешь разводить, школы, детки, искусство, то да се.

  - А ты?

   Белое лицо Карпатого дернулось и, приближаясь по-змеиному к самым глазам, пахнуло едой и перегаром:

  - А ещще глубже глянь... Туда, где телки на привязи скачут... Где сладенько тебе...

   Щелк. Щелк-щелк-щелк - медным звоном, дребезжа рваным краем, резануло воспоминание, как снимал и что чувствовал... Прижал камеру локтем и стало больно, будто тюкнула твердым клювом кожу.

  - Чего для урода стараться? Слышал я, что он тебе болтал, славы ему захотелось, ага. Под свой мозоль чмошный греб все. И тебя сгреб. А ты и раскис, ходил там, зыркал в свою дырку. А всего-то надо - для себя постараться. Пока случай. И будь потом хорошим, кто мешает?

   Отступил от стены, выпрямляясь, глянул на часы. Сказал:

  - А промеж собой - договоримся. Люди ведь, Витяй. Не твари какие. По-человечески. Ну? Пора! Время!

   Тик, тик, тикк, колола горло стрелка, таща на острие секунды - одну, вторую, третью.

  - Дай пройти.

  - Так я не понял...

  - Нет.

  Витька протиснулся мимо твердой фигуры и шагнул к звездам. Ветер обдувал горячее лицо, а в спину кидались слова, дергали тонкую рубаху:

  - Придурок. Да все вы придурки, с добротой своей. Ну, кто? Бляденыш мелкий, недоносок патлатый и ведьма старая? Собрались силу победить? Иди-иди, убогенький, но помни, когда юшкой тебя умоют и фарша по скалам не соберешь, Карпатый один тебе предлагал, по-человечески!

  

   Слова клубились, твердели и снова становились мягкими, застревали в дырах среди камней и оставались там, затихая. А Витька, выскочив из лабиринта, уже встал, оглушенный светами, и смотрел во все глаза. Камера больно давила под рукой.

   Покатая к пропасти площадка сверкала темной белизной истертого камня. Над головой, в чаше ночного неба пересыпались, медленно кружась, крупные звезды. Впереди, над горизонтом, висела полная луна, набухшая молоком, и вторая, будто налитая кровью - выше. А над краем пропасти мягким веером поднималось зеленоватое свечение бешеной воды. Зеленый свет очерчивал рваные клубы черного столба - демон, в полной силе своей, утвердившись на самом краю, вился толстым древом мощного тела, расправлял в полнеба огромные плечи, и тянулись, охватывая небосвод, длинные руки, сплетая и расплетая отростки пальцев. Демон гудел, мерно, ноющим низким воем, исходящим из круглого рта, казалось, звук сбегал по черному дыму, ползал по его завиткам, добавляя темноты, пуча их, играя дымными мышцами. И на фоне витого столба - маленьким светлым побегом - женская фигура с опущенной головой, облитая серым светом длинного платья.