Вступление

  - Слова... Что ты знаешь, а? Ты бы пожил, до двадцати лет ходя до ветру в огород зимой и летом, да когда сучки приезжие тебя пальчиком манят, чтоб выебал, а потом она к профессору своему свалит и тебя забудет, как и зовут. Рыбу потаскал бы, посидел на каравах, на ветру, когда лодка ушла и сиди, хоть вой, а пока не придет, по зимнему морю не поплывешь обратно. Я сделал все по себе!

   Он гулко ударил себя в крахмальную светящуюся грудь и Витька удивился, что так вот, как в кино. Было страшно, смешно и жалко смотреть. Вспомнился Карпатый с его песнями о маме, что ждет из тюрьмы. Подумал, Яша сейчас, растравив-таки себя жалостью, впадет в бешенство, потому что под импортной рубашкой сидит все тот же зверь, предсказуемый. И это было тем более страшно, что на какое-то время Витька поверил, Яша - другой. Пусть темный, но выше, хотя бы и в обратную сторону.

  - Яков Иваныч, пойми. Если бы я думал, что ты, как все, я бы тебе не говорил! Я почему бешусь-то. Знаю твою силу. И ум. Да ты... ты... Эхх, - махнул рукой, отвернулся и тоже стал смотреть на море. Сердце тукало внутри - не переиграл ли? После паузы продолжил:

  - Ты много сделал, да. Но это же первый шаг, понимаешь, упражнение! А ты должен теперь своего.

  Хотел добавить "душу вложить", но не стал.

  - Нет, ну конечно, если только для денег, то и ладно, нормальный такой "Эдем", бордель качественный, да.

   Яша горлом пророкотал что-то, но Витька поднял руку, блеснул целлофан пачки в кулаке:

  - Да, бордель. И все. Меня ты зачем зацепил? А? Зачем? Значит, больше хочешь, чем просто телок продавать приезжим мудилам. А кто тебе еще скажет, а? Если не я?

  - Да-а-а, - протянул Яша, - такого дурня, чтоб мне перечил, еще найди. Никто, верно.

  - Ну, вот...

   Огонек сигареты ярчал и тускнел, море накатывалось на песок и отползало, из закутанных окон толкался праздничный шум.

  - Ладно. Будем считать, понял я. И куда идти-то?

  - Не знаю. Про тебя - не знаю, честно. Сам должен.

  - Не научишь, значит.

  - Рано мне учить. Вот увидеть и сказать - получилось или нет, умею. Прочее - думать еще надо.

   Яша выбросил окурок на песок. Красный огонек становился ярче под ветром, умирая.

  - Наталья напилась, кемарит. А плакала, что я без нее собрался спраздновать. Ну ниче, к часам я ее вытащу, да хоть из койки. Пошли, что ли?

   Витька повернулся к узкой темноте прохода. И Яша сказал ему в спину:

  - Но до конца досидишь, понял, разрисованный? Как уговорились. Удивлю еще тебя... Пошли, там Рита станцует, у ней сегодня особенный день, так что щас спляшет и за столик, отдохнет.

   В желтом, ласково теплом коридоре, Витька спросил:

  - Штатив есть? Я бы в зале поснимал.

  - Свет же плохой?

  - Хочется, Яков Иваныч.

  - Все есть.

  

   Штатив в зал принес Генка. Подал и встал черной фигурой, не глядя на Яшу.

  - Ну, что застыл, - музыка отдыхала, но шум в зале не смолкал, уже в сильном хмелю все говорили наперебой и смеялись громко, костлявая дама, путаясь в подоле вечернего платья, роняла на чужом соседнем столе бокалы, наливая в свой, который держала косо.

   Яша усмехался, рассматривая Генку:

  - Иди пока что, позову позже, когда в зал пойдем, понял?

   В свете с подиума Витька рассмотрел штатив, подтянул крепления, навинтил фотоаппарат. Отрицательно покачал головой на предложение сделать свет поярче:

  - Вы гуляйте, гуляйте. Я тут просто, пока вот, похожу, посмотрю.

   И пошел по залу, останавливаясь, оглядываясь, таща в руке тонкую треножку, не ставил и не смотрел в видоискатель. Шел и слушал, как внутри шампанские мурашки, задремавшие было, снова построились и пошли, укалывая в разные неожиданные точки - в пальцы изнутри, в запястья, и вдруг сразу в пах и под солнечное сплетение, а потом в висок.

   "Темная темнота яркая темнота лица глаза вон спинку как развернула народ готов готов народ к разврату глазом и плечиком и золото на волосах губы какие о-о-о губки какие и ручку тяни держи ручку над столом..."

   Двигался плавно и медленно, застывая и прилепляясь глазом к камере, подхватывал штатив, унося его ближе к подиуму, разворачивал так, чтоб кадр диагональю резал свет, в котором четкие обнаженные груди и плечи, а в другом темном углу, он знал, все смешается дымкой и возникнут из пьяных гостей многорукие и многоголовые чудища...

   "Давай боровок ну хрюкни хрюкни мордой вот так вон пуговицы уже расстегнуты сисек у тебя побольше чем у жены твоей или кто она там тебе акула эта с хребтом обглоданным под человечьей кожей..."