Она смотрела прямо перед собой, вертя в пальцах виноградину. Выглядела при этом так, как будто в этот момент изобретала особо изощренный план.
- У меня есть идея, - наконец сказала подруга и, отпив еще глоток, подалась ко мне.
- Какая? - уточнила я, хотя прекрасно понимала, что даже если Уля выдаст сотню идей, последствия того, что сделал Соколовский, исправить будет очень сложно. Я просто не смогу вот так сходу взять и простить его сомнения и его слова, сказанные в мой адрес. Если он, конечно, осознает, насколько был неправ.
- Я же... ну... имею кое-какие отношения с Ларионовым, - чуть смущенно проговорила Уля. Я непонимающе посмотрела на нее. - Могу попросить его раскрутить Миронова на откровенный разговор.
Нахмурившись, я помотала головой. И пока Ульяна подливала себе мартини, пыталась понять, что же имеет ввиду подруга.
- Я не особо представляю, о чем ты, - призналась я ей.
- Я о том, что Миронов и Ларионов когда-то были хорошими приятелями. - Ульяна снова сделала глоток алкоголя и глаза ее загорелись. - Попрошу Игоря расспросить Максима о той самой ситуации. Глядишь, Миронов и расколется! Останется только записать все на диктофон!
Я ошарашено посмотрела на подругу. Ее план был прекрасен, но смахивал на попытку сделать из этой Санта-Барбары еще более сериальную историю.
- Уль... спасибо, конечно, но я... испытываю что-то необъяснимое, когда думаю, куда нас завела вся эта эпопея.
Ульяна посмотрела на меня хмуро, но почти сразу морщинки на ее лбу разгладились, и она ответила:
- Увидишь, это сработает! - горячо заверила она.
Я же пожала плечами и буркнула:
- Даже если сработает, я не представляю, как простить Руслана после того, что он сделал.
Подруга вздохнула и ничего не ответила. На этот вопрос ответов не было ни у кого.
Пожалуй, у времени тоже.
Работу прогуливать я не стала, хотя могла бы остаться дома и была уверена, что Соколовский за это мне бы ничего не сделал. Пришла в офис, зная, что стану объектом пересудов за спиной. Но у меня были Ульяна и уверенность в своей правоте. И малыш под сердцем, судьба которого и волновала меня в первую очередь.
Я много думала в эту ночь о том, что сказала мне Уля, и пришла к однозначному выводу - мои нервы и нервы моего нерожденного ребенка сейчас должны были выйти на первый план. Вернее, их сохранность.
Руслан просил беречь нашу дочь (я уверена была, что будет именно девочка), и я была с ним полностью согласна. Поэтому сразу после обеда, минуя секретаршу и игнорируя тот факт, что Соколовский с кем-то говорил у себя в кабинете, я прошла к его столу и, положив перед ним заявление, отчеканила:
- Уволить меня ты не можешь. Зато я прекрасно могу уволиться по собственному желанию. А оно у меня - просто огромное! Вот документ. Подпиши его прямо сейчас, будь так добр.
Часть 41. Руслан
Я мазнул взглядом по заявлению об увольнении, что лежало передо мной на столе. Подняв взгляд на воинственно настроенную Веру, размеренно ответил в ее же духе:
- Не врывайся ко мне посреди делового разговора, будь добра. Твое заявление я рассмотрю в порядке общей очереди.
- Я хочу, чтобы ты подписал его сейчас!
А я, может, хочу на луну, бл*дь, и что мне теперь сделать? Подписывать эту бумажку я пока не собирался. И у меня на это были дополнительные причины помимо того, что я не собирался сходу следовать истерическим требованиям беременной женщины.
- Я все сказал, - ответил с нажимом. - Если хочешь поговорить, подожди, пожалуйста, в приемной.
Смерив меня взглядом, в котором ясно читалась ненависть, Красникова выдохнула (почти неслышно, но я разобрал каждое слово):
- Иди к черту!
Проводив ее взглядом, я с трудом, но все же натянул на лицо улыбку, пояснив деловому партнеру:
- Беременные женщины бывают очень эмоциональны.
Когда наш разговор завершился и Лисин, который собирался закупать мою последнюю коллекцию для реализации в своих магазинах, вышел, я снова посмотрел на лежавшее передо мной заявление.
Я не мог его подписать, хотя так, возможно, было бы лучше для всех. Для меня, для Веры, для будущего ребенка. Тем более что, по уверениям Красниковой, такой отец им был не нужен.
Но то, что произошло вчера, заставило меня сильно задуматься и посмотреть на многое совсем иначе. Всю ночь мне не удавалось уснуть, потому что перед глазами так и стояло лицо Веры, когда она выкрикивала мне все это. Вещи, которые страшно ранили, хотя казалось - куда уж больше? Но оказалось, что есть, куда.
Вспоминая все это по кругу, я понимал - невозможно так притворяться. Красникова вчера походила на раненую тигрицу, которая, тем не менее, способна растерзать. И ее злые слова отрезвляли и причиняли боль, как укусы клыков, входящих в плоть.
Нет, я не собирался подписывать это чертово заявление. По крайней мере до тех пор, пока не выясню всю правду об этой истории. Одно дело - когда я считал себя преданным. И другое - когда мог совершить ошибку, которая перечеркнет всю мою дальнейшую жизнь.