Встретимся в Силуране!

– Они сунутся к дарнигару, – с энтузиазмом подхватила циркачка, – а тот все поймет и догадается Хранителя выкупить!

– Вот еще! Мне б только время выиграть, а там я уж сам удеру. Не допущу, чтоб весь Найлигрим хихикал за моей спиной! Не хватало, чтоб меня снова продали…

«Снова»! Случайная оговорка заставила Ингилу насторожиться. Так и подмывало спросить Сокола про шрамы на спине, но язык не поворачивался на такую дерзость.

Ралидж догадался о ее сомнениях.

– Девочка, у меня была бурная жизнь. И я столько раз о ней рассказывал, что вся эта история уже в горле застряла… Лучше поешь, а заодно и меня покорми, а то руки связаны.

Циркачка взглянула в ту сторону, куда кивком указал Сокол, и по-детски потерла кулачками глаза.

На коричневом сукне аппетитной грудой лежали толстые ломти окорока, две лепешки, зеленел большой пучок лука, стоял кувшинчик – судя по аромату, не с водой.

– Это они нас так кормить собираются? – восхитилась девушка. – Надо же! Вот ведь гады, сволочи – а какие люди хорошие!

– Ну да, от них дождешься! – хмыкнул Ралидж. – Они и знать не знают… Тихо! Идут! А ну, прячем!..

Он всем телом качнулся в сторону, загораживая разложенную на сукне еду. Сообразительная циркачка поспешно подалась навстречу, прижалась к его плечу.

Вставший в дверном проеме верзила увидел трогательную картину: хрупкая девушка, сломленная горем, припала к своему беспомощному спутнику, словно в поисках защиты.

– И здесь нету… – озадаченно бросил Недомерок через плечо.

– Кончай языком тину баламутить! – нараспев отозвался снаружи светлобородый. – Ты же в сарай не заходил, так как бы оно туда попало? Договаривались вместе жрать, так что не крути и возвращай окорок! И плащ мой отдай!

– Кто крутит?! – возмутился долговязый и вышел из сарая (теперь пленники только слышали его голос). – Я твой плащ за сараем постелил, чтобы бабка не застукала… все нарезал красиво, разложил – как на королевской трапезе. Ненадолго и отлучился-то…

– Как на королевской трапезе? – насмешливо пропел его приятель. – Когда я последний раз был на королевской трапезе, твоей воровской морды там и близко не было. Отдавай, зараза, окорок! И вино!

– Да ты что, Красавчик, сдурел?.. А-а, сам небось окорок и спер! Да я ж из твоей бородатой тыквы кашу сделаю!

От оскорбления Красавчик перестал выпевать слова и начал заикаться:

– Я? Сп-пер? А п-по рылу за т-такие слова, хрен б-болотный?

Судя по доносящимся из-за стены звукам, высокие договаривающиеся стороны перешли от переговоров к решительным действиям. Ралидж с явным удовольствием вслушивался в драку, а Ингила пыталась понять, каким образом связанный и прикованный к стене человек ухитрился заполучить разложенную за стеной сарая еду, да еще вместе с плащом! Видела циркачка в своей жизни фокусы, но чтобы так!..

Внезапно в ссору ворвался голос, сочетавший в себе нежность и благозвучие камнепада:

– А кто из вас, мерзавцы, еловым суком деланные, мой окорок стащил? Порядочной женщине на миг отвернуться нельзя! Да чтоб вас заживо в муравейник закопали и костра не сложили!..

Похоже, бабку в ватаге ценили не в медяк. Красавчик и Недомерок разом прекратили драку и напролом дернули сквозь кусты – только треск пошел по лесу. Старуха ринулась вслед, на ходу громко объясняя, какие именно части тела она оторвет подлым ворам и что прицепит взамен оторванного.

– Вряд ли парни выиграют от такой замены, – сказала Ингила, с уважением внимая бабкиным руладам.

– Судя по скорости, они это понимают, – кивнул Ралидж. – Слушай, пока хозяева про нас забыли, покорми меня, а? – И заскулил голосом матерого нищего: – Рученьками-ноженьками не владе-ею!

Укладывая на лепешку широкий нежно-розовый ломоть, Ингила задумчиво промолвила:

– Не знаю, как попала сюда эта вкуснотища… но… пусть мои слова не обидят Сына Клана… в господине пропадает огромный талант!

– Ты хочешь сказать – воровской?

Ингила хотела горячо заверить, что имела в виду вовсе не это, а талант циркового фокусника… но тут сообразила, что голос у Сокола отнюдь не оскорбленный, а очень даже польщенный. Поэтому она воздержалась от уточнений и поднесла лепешку к губам господина.

Они по очереди откусывали хлеб и мясо и запивали вином, пока не почувствовали, что сыты до отвала.

Ралидж непонятно сказал в пространство:

– Что ж, Заплатка, спасибо за угощение…

– Я остатки в плащ заверну, – хозяйственно сказала Ингила, – и в темный угол запихну, чтоб не видно было…

– Побыстрее, – бросил, прислушиваясь, Ралидж. – Бабуся вернулась.

Подтянувшись, насколько позволили цепи, к дверному проему, пленники следили за сердито бормочущей старухой, укладывающей на поляне валежник, чтобы заново развести потухший костер.

– Она одна, – шепнул Орешек Ингиле. – Попробуй с ней заговорить.

– Зачем?

– Затем, дура, что у нее ключ на поясе.

– От наших цепей?

– Нет, от королевской сокровищницы… Да не молчи, говори что-нибудь!

– А почему я?

– Она еще на тех уродов злится. Женщине охотнее ответит

– Милостивая госпожа-а! – печально воззвала Ингила. – А что теперь с нами бу-удет?