Встретимся в раю

— Позвольте, запишу. — Редактор придвинул бювар. — А по национальности вы кто? Простите старика за любопытство…

— Ненец, — сказал Вануйта. — Из Тиманской тундры.

— Во такой, говорю, мужик! — опять подал голос Наум.

— Да-а, — протянул главный. — Очень у нас все-таки еще большая страна. Что ж, будем считать, что на территории «Вестника» высадился британо-ненецкий десант, а? Шутка…

— А про меня забыл? — закричал Малкин.

— Ты меня, батюшка, давно оккупировал, — вздохнул Виталий Витальевич.

Гриша вспомнил о своих обязанностях и перевел для англичан шутку редактора. Те натянуто улыбнулись.

Тут лебедушкой вплыла белотелая могутная Машенька — в сарафане ля рус, с приплетенной пшеничной косой ниже пояса. Любой мог бы убедиться, что первый заместитель главного редактора совершенно не прав, назвав Машеньку фитюлькой. Перед собой секретарша легко несла огромный, как щит воина, расписной жостовский поднос, принакрытый рушником от любопытных глаз. Когда Машенька сдернула гурник — Гриша едва стон сдержал. Поднос отягощали бутерброды с салями и сыром, белужьи пузечки, икра в хрустальной ладье, ветчина и перченое сало.

В то время как Рыбников суетился и унижался в общей очереди, Машенька проникла со служебного входа в спецбуфет и обо всем, умница, договорилась. Оставалось только удивляться, как она вообще узнала о распоряжении главного редактора. Но если взять во внимание, что Машенька работала с Виталием Витальевичем лет двадцать, еще до «Вестника», то и удивляться не придется.

Главный редактор при виде натюрморта с подносом потер руки характерным национальным жестом и потащил из сейфа вторую бутылку. Вероятно, он решил принять погибель достойно, по русскому обычаю — в белой рубахе и нос в табаке.

Обозрев бутерброды, Наум Малкин повернулся к крохотному Вануйте и с большим пиететом доложил:

— Виталий Витальевич — во такой мужик!

Пока главный ручкался с гостями, пока умница Машенька сервировала стол, пока англичане с веселым изумлением разглядывали хозяйский кабинет, полный диковинных вещей, вроде рыкающего кондиционера, лязгающего сейфа и карты России с мигающими лампочками — так обозначены были пункты фотопечати «Вестника», — пока Гриша Шестов лихорадочно припоминал самые крутые портовые глаголы, дабы достойно перевести гостям замечания Малкина… Да, пока все это происходило в березовой роще редакторского кабинета, Николай Павлович Рыбников скрывался в собственных скромных апартаментах с видом на тощую трубу утилизатора. Он играл на пульте видеофона, словно вдохновенный пианист.

Экранчик вспыхнул голубеньким, и на нем мелькнул фрагмент сначала голой и очень волосатой ноги, потом тоже голой, но не волосатой. Больше Рыбников ничего не успел разглядеть, ибо весь экран заняла крепкая ладонь с мясистыми подушечками, и хриплый голос сказал досадливо:

— Иванцов на связи… А-а, Николай Павлович… Погоди, видяк отверну.

— Я не любопытен, — сказал Рыбников. — А на тебя могу насмотреться в Сандунах. Надевай штаны, поезжай в «Кис-кис». Займи кабинетик и дожидайся.

— О, грехи наши, — вздохнул невидимый Иванцов. — Только что отвел номер, спать хочу…

Но Рыбников уже вызывал другого абонента. На экранчике возник плотный, с короткой стрижкой, человек в легком мешковатом костюме, под которым так удобно носить хоть противотанковое ружье. За хорошим столом он пил чай из большой фарфоровой кружки и закусывал баранками. Заметив на экране вызова Рыбникова, плотный человек поспешно встал и вытер рот.

— Жарко? — сочувственно спросил Рыбников.

— Ага, — ответил плотный человек, потея и осторожно промокая низкий звероватый лоб большим платком.

— Варенья из лотоса у тебя нет?

— Не-а.

— Тогда поезжай в «Кис-кис». Походи за Иванцовым. Чтобы все было чисто…

— Лады.

После этих содержательных переговоров Рыбников позвонил еще скучному и невыразительному человеку — в захламленный, заставленный книгами и папками кабинет.

— Паня! Есть жареное дело. Жди у входа в «Кис-кис».

Наконец Рыбников связался с секретаршей главного редактора:

— Если Виталий Витальевич спросит… Скажи, зубы заболели. Поехал, мол, к врачу. Как освободится Шестов, пусть позвонит мне в машину. Я, вероятно, буду ехать в клинику или, что так же вероятно, возвращаться из оной.

— Откуда? — переспросила Машенька.

— Из оной, — упрямо повторил первый заместитель. — Шестов знает. Между прочим, где тебя носило?

— Закуску шарашила, — ответила Машенька.

Бросив кнопку вызова, Рыбников пробормотал:

— Тьфу, бестолочь… И если бы одна! Потому вас, дураков, англичане покупают. А не наоборот!

Он открыл современный стенной сейф с лазерным замком, прицепил к подмышке полукобуру с макаром, прихватил контейнер с кассетами и ринулся к двери. В коридоре торчал парламентский корреспондент Гужуев — в черном смокинге и бабочке, несмотря на жару.

— Некогда, некогда, — обошел его Рыбников.

— Так визит же начался, — недовольно сказал Гужуев.

— Он станет акцией большого звучания.

— Верю, верю! — усмехнулся Рыбников. — Очень большого звучания.